Сценическая история комедии горе от ума сообщение. История создания комедии «Горе от ума. Общая характеристика работы

Комедия «Горе от ума» А.С. Грибоедова принесла бессмертную славу своему создателю. Она посвящена назревшему в начале 19 века расколу в дворянском обществе, конфликту между «веком минувшим» и «веком нынешним», между старым и новым. В пьесе подвергаются высмеиванию устои светского общества того времени. Как и всякое обличительное произведение, «Горе от ума» имело сложные отношения с цензурой, а вследствие этого и непростую творческую судьбу. В истории создания «Горя от ума» есть несколько ключевых моментов, на которые следует обратить внимание.

Замысел создания пьесы «Горе от ума», вероятно, возник у Грибоедова в 1816 году. В это время он приехал в Петербург из-за границы и оказался на аристократическом приеме. Как и главного героя «Горя от ума», Грибоедова возмущала тяга русских людей ко всему иностранному. Поэтому, увидев на вечере, как все преклоняются перед одним иностранным гостем, Грибоедов высказал свое крайне негативное отношение к происходящему. Пока молодой человек разливался в гневном монологе, кто-то озвучил предположение о его возможном сумасшествии. Эту весть аристократы с радостью восприняли и быстро распространили. Тогда-то Грибоедову пришло в голову написать сатирическую комедию, где он мог бы безжалостно высмеять все пороки общества, так беспощадно к нему отнесшегося. Таким образом, одним из прототипов Чацкого, главного героя «Горя от ума», стал сам Грибоедов.

Чтобы более реалистично показать ту среду, о которой собирался писать, Грибоедов, находясь на балах и приемах, подмечал различные случаи, портреты, характеры. Впоследствии они нашли отражение в пьесе и стали частью творческой истории «Горя от ума».

Первые отрывки своей пьесы Грибоедов начал читать в Москве в 1823 году, а закончена комедия, носившая тогда название «Горе уму», в 1824 году в Тифлисе. Произведение многократно подвергалось изменениям по требованию цензуры. В 1825 году удалось опубликовать только отрывки комедии в альманахе «Русская Талия». Это не помешало читателям знакомиться с произведением целиком и искренне восхищаться им, ведь комедия ходила в рукописных списках, которых насчитывается несколько сотен. Грибоедов был поддерживал появление таких списков, ведь так его пьеса получала возможность дойти до читателя. В истории создания комедии «Горе от ума» Грибоедова известны даже случаи вставки инородных фрагментов в текст пьесы переписчиками.

А.С. Пушкин уже в январе 1825 года ознакомился с полным текстом комедии, когда Пущин привез «Горе от ума» другу-поэту, находившемуся в тот момент в ссылке в Михайловском.

Когда Грибоедов отправился на Кавказ, а затем в Персию, он передал рукопись своему другу Ф.В. Булгарину с надписью «Горе мое поручаю Булгарину…». Конечно, писатель надеялся, что его предприимчивый друг окажет содействие в публикации пьесы. В 1829 году Грибоедов погиб, а рукопись, оставшаяся у Булгарина, стала основным текстом комедии «Горе от ума». Только в 1833 году пьеса была напечатана на русском языке целиком. До этого публиковались лишь ее фрагменты, а театральные постановки комедии были значительно искажены цензурой. Без цензурного вмешательства Москва увидела «Горе от ума» лишь в 1875 году.

История создания пьесы «Горе от ума» имеет много общего с судьбой главного героя комедии. Чацкий оказался бессилен перед лицом устаревших взглядов общества, в котором он вынужден был находиться. Ему не удалось убедить дворян в необходимости перемен и изменения своего мировоззрения. Также и Грибоедов, бросив в лицо светского общества свою обличительную комедию, не смог добиться никаких существенных перемен во взглядах дворян того времени. Однако как Чацкий, так и Грибоедов посеяли семена Просвещения, разума и прогрессивного мышления в аристократическом обществе, которые позже дали богатый всход в новом поколении дворян.

Несмотря на все трудности при публикации, пьеса имеет счастливую творческую судьбу. Благодаря своему легкому слогу и афористичности она разошлась на цитаты. Звучание «Горе от ума» современно и в наши дни. Проблемы, затронутые Грибоедовым, до сих пор актуальны, потому что столкновение старого и нового неизбежно во все времена.

Тест по произведению

" l="0">

М. А. Волошин.

" l="0">

____________________

" l="0">

[...] Новая постановка «Горя от ума» последние годы висела в воздухе и стала неизбежной.

За это время александровская эпоха, близкая нам до тех пор только по «Горю от ума», по «Онегину» и по «Войне и миру», произведениям литературным и рисующим ту же эпоху - каждое со своей стороны,- вошла широкой струей в русскую живопись. Движение, поднятое в Петербурге Бенуа и Сомовым, отраженное Мусатовым в Москве, сделало нам интимно близкой красоту обстановки начала XIX века. Раньше нам были в этой эпохе знакомы только характеры и события, теперь стали близки и комнаты, и вещи, и платья. Даже больше, чем близки, потому что именно на эту эпоху обратилась вся наша грусть по русской старине. Новая постановка «Горя от ума», освещенного этим новым чувством, стала исторически необходимой.

Но Художественному театру предстояло не только идти по намеченным художниками тропам, но и творить самому. Детальная разработка старины, сделанная Сомовым и Бенуа, относилась к

210 Петербургу, а не к Москве. Ими дан был только метод, а Художественному театру предстояло применить его в московской эпохе. Эта совершенно новая картина Москвы и составляет самую важную и самую реальную заслугу Художественного театра.

Главным действующим лицом здесь был старый, барский московский дом [...].

Обстановка первого действия удивляет разнообразием [...] но еще не носит в себе внутренней цельности. Тут поражает и бой курантов, и легкая тростяная загородка, отделяющая часть комнаты, и полосатый шелковый шлафрок Фамусова, и форма мебели, и миниатюры-портреты на стенах, но все это еще не объединено.

Обстановка второго действия сразу дает цельность всем этим разрозненным впечатлениям. Это - длинная, узкая портретная комната с окном в глубине. Вдоль стен висят портреты, и два полосатых дивана стоят один против другого. Красный цвет стульев, белая изразцовая печь. За окном крыши, покрытые снегом, и во всем - это ощущение московского зимнего утра, просторной теплой комнаты, утренних часов до обеда, когда как-то нечего делать и немного скучно и очень уютно на душе.

Третье действие - бал, действие костюмов по преимуществу. Но и вся обстановка его - и белые колонны, и две вазы из ляпис-лазури, и тройная перспектива, раскрывающаяся сквозь двери гостиной на танцевальную залу, на лестницу, по которой подымаются гости, и на комнату за балюстрадой лестницы принадлежат к самым остроумным архитектурным концепциям.

Обстановка четвертого действия вносит много интимности. Это настоящая московская передняя - поместительная, но не очень широкая. Налево спускается лестница со второго этажа, а справа вглубь отходят сени к выходу, и сквозь двойную стеклянную дверь брезжит снежный рассвет, который придает всему происходящему особый оттенок какой-то возбужденной усталости после бессонной ночи.

Действующие лица комедии непосредственно вытекали из обстановки старого дома, и этим достигалось новое толкование многих сцен. Главная черта их была в том, что все они были фигурами, но не характерами. И это являлось не недостатком, а большим тактом постановки. Классическая постановка «Горя от ума» давала прежде всего характеры, типы. Все гиганты русской сцены создавали в этой комедии ее характеры. Художественный театр прекрасно понял, что ему не тягаться с ними на этом пути, и скромно отступил перед этой задачей, этим лишая нас права предъявлять ему свои требования в этой области.

Говоря «фигуры», я подразумеваю костюм и лицо. Костюмы в Художественном театре - это целое открытие. Традиционный фрак Чацкого заменен длинным дорожным кафтаном с высокой талией, с широким, высоко поднятым воротником, застегивающимся

211 наподобие венгерки. Чацкий является в этом кафтане в первом действии. В третьем действии он является во фраке, очень высоком, изящном и с очень скромным плоским жабо. Третье действие - это апофеоз обстановочной и постановочной части.

Художественный театр отнесся с величайшею серьезностью ко всем главным и второстепенным лицам, появляющимся в третьем акте, и попытался создать ряд характерных фигур александровской эпохи, подобных фигурам «Войны и мира», и нет сомнения, что дягилевская выставка исторических портретов имела решающее влияние на понимание их 1 . Московский характер был передан во всех лицах, манерах и модах. Непривычный к таким постановкам глаз поражался сначала пестротой и утрированностью дамских костюмов. Но тут приходил на ум Щукинский музей русской старины и становилась понятна тайна истинного московского стиля, которая заключается в доведении до крайности всех веяний и мод Запада 2 . Безбожно утрируя и доводя до последних пределов формы европейского искусства, Москва создавала всегда свой собственный дух и стиль и в деревянных вычурах XVII века, и в завитых куполах Василия Блаженного, и в Кремлевских соборах, и в дамских украшениях XVIII века, и в дворянских особняках александровской эпохи, и в здании Московского Исторического музея, и в нынешних «декадентских» домах, которые со всей своей режущей пестротой все-таки уже начинают входить в характер московских переулков.

Претенциозные платья и очаровательные прически московских невест, их деланное кокетство и манерность («Словечка в простоте не скажут - все с ужимкой»), азиатская пестрота тканей, лент, пышных старушечьих чепцов, патриархальная роскошь всякого рода полосатых салопов и шубок при разъезде, великолепный грим старых сановников и московских тузов, из которых выделяется князь Тугоуховский (г. Вишневский) своей мертвенной и торжественной маской старика вельможи, оцепеневшего от старости, шесть княжон, которые все вместе дрожат и волнуются своим единым шестистопным телом, старуха Хлёстова (г-жа Самарова) в гриме и в костюме Екатерины II, княгиня Тугоуховская (Раевская), загримированная по портрету графини Ливен,- все это носит характер подлинности старой картины и старых портретов.

«Парадные цугом кареты
Гремели; напудрив свои парики,
Потемкину ровня по летам,
Явились былые тузы-старики
С отменно учтивым приветом...
Старушки, статс-дамы былого двора» 3 .

В последнем акте после торжественной картины разъезда всех этих московских древностей, после этих согбенных и облаченных

212 в золотые ливреи стариков лакеев старый дом неожиданно растворял свои тайники и девичьи, и когда Фамусов сходил вниз со свечкой, из-за его спины появлялась другая сторона помещичьего дома - какие-то мужики в рубахах, бабы в белых сарафанах с платками, обвязанными на ночь вокруг головы. Точно действительно вставали белые привидения, населяющие старый дом.

«Горе от ума» было в свое время сатирой. Это была его первоначальная цель. Но истинное художественное произведение продолжает жить своею собственной жизнью в то время, когда цели и задачи ее автора утеряли свое первоначальное значение. Для нашего времени «Горе от ума» перестало быть сатирой и сделалось бытовой исторической комедией. Художественный театр это понял и исключил из третьего действия элемент злой карикатуры, который подчеркивался всегда во всех постановках.

Благодаря этому исторически спокойному взгляду на эти характерные московские фигуры вставал кое-где иной и более глубокий смысл комедии. Слова «собрать все книги да и сжечь» получили характер трагический, а не комический. Фигура Репетилова (г. Лужский) неожиданно напоминала нам, что действие происходит в 1822 году, за три года до декабрьской катастрофы, и что в устах Репетилова жужжит и повторяется эхо всех московских разговоров этой эпохи, что это эпоха идеалистических заговоров и восторженных тайных обществ. Сцена, когда Скалозуб (г. Леонидов) уходит и Загорецкий (г. Москвин) остается один против Репетилова и они глядят друг на друга, получала неожиданное, жуткое значение, точно два пустых зеркала, поставленные одно против другого, повторили друг друга до бесконечности и застыли в ужасе, точно два пустые призрака вдруг узнали друг друга.

Но посреди этих исторических фигур вставал один цельный и полный характер. Это был Чацкий - Качалов. Г-н Качалов создал нового и вполне законченного Чацкого. Роль Чацкого всегда смущала и ее исполнителей и литературных критиков. Благодаря своим длинным монологам и обличительным тирадам Чацкий носил смешанный характер и декламирующего первого любовника и морализирующего Стародума пьесы. У всех и всегда Чацкий говорил от лица автора, и эта патетическая проповедь в кругу безусловно чуждых ему и глупых людей делала его смешным и заставляла сомневаться в его собственном уме

Качалов понял и провел роль иначе. Его Чацкий - очень молодой человек, почти мальчик. Ему девятнадцать-двадцать лет. Его многословие, его горячность, его отчаяние, его обличения, смешные в устах зрелого мужа, каким мы привыкли видеть Чацкого на сцене, вполне естественны, искренни и вызывают наше глубокое сочувствие в устах этого юного-юного мальчика.

Чтобы представить себе простоту и верность такого разрешения вопроса о Чацком, надо вспомнить, кто были герои той эпохи, рубежа двух столетий. Царство молодых людей началось с конца XVIII века. [...] Жизнь в эту эпоху начиналась очень рано. В пятнадцать-шестнадцать лет учение уже кончалось и начиналась жизнь. Начиналась она с поступления в полк, как было в жизни Чацкого. Тут же проходили и первые романы и первые трагедии сердца, которые благодаря молодости и нежности организма оставляли глубокие и сильные следы, принимали размеры байроновских роковых страстей. И теперь юноши этого возраста таят в себе эти байронические порывы и страсти, но они входят мечтой, а не действительностью в их серую жизнь, а литература находится теперь в руках людей более взрослых, более опытных и поэтому менее непосредственных. Вскоре после двадцати лет (иногда раньше, иногда позже) наступает в жизни юноши тот острый психологический и физиологический перелом, который приводит его к самой грани смерти и ставит перед ним вечные вопросы о жизни и небытии. Этот перелом в то время совпадал с разочарованностью и пресыщением, наступавшим после первых бурных лет жизни, и поэтому вел к настроению вертеровскому или байроническому.

Если мы представим себе всех этих мрачных героев, говорящих торжественные слова, в их истинном масштабе и возрасте, то они снова получат для нас неизъяснимую прелесть искренности и молодости. Чацкий в исполнении Качалова становится благодаря такому пониманию самым жизненным и привлекательным лицом всей комедии, как ему и подобает быть. В первой сцене он врывается радостный, смеющийся, разгоряченный и дорогой и долгожданным свиданием. Он болтает как мальчик. У него нет ни злоязычия, ни злобы, ни обличения. Он возбужден, он радостен, он острит, он вспоминает, он хочет показаться очень интересным. Он сам же нервно хохочет над своими остротами. Только семнадцатилетняя Софья, которая еще более юна, чем он, может принимать его слова всерьез и говорить про себя: «Не человек - змея».

В разговоре с Фамусовым, со Скалозубом, в разговорах на балу в Чацком все время виден этот радостный мальчик со сверкающими глазами, который по-детски возмущается московскими мнениями, проповедует свои теории, говорит дерзости старшим. Это его первый день возвращения в Москву, и многословие его оправдывается его возбужденностью и обилием впечатлений. При этом надо сказать, что Качалов умеет читать стихи. Он не ищет ненужного реализма. Он не старается скрыть рифмы и растрепать размер, он их чуть-чуть оттеняет, и в его устах грибоедовский стих звучит со всей полнотой, и ухо, изощрившееся на современных созвучиях, любуется красотой этих неустаревших рифм.

Последнее действие Качалов проводит совершенно оригинально. Чувствуется, что Чацкий устал, и что ему хочется спать,

214 и что он оскорблен по-детски, глубоко, до слез, что все ему кажется каким-то диким и невозможным сном, все эти старики, зловещие старухи, московские болезни, любовь Софьи к Молчалину. И тут эти темные сени старого дома, и голубой рассвет за окном, и усталость, смыкающая веки, и тяжесть, которая клонит эту милую белокурую голову.

То, что Чацкий один оставался в пьесе характером, а все остальные были фигурами, это можно было принять вполне. Он один реальное лицо среди этих призраков. Но между фигурами этого московского сна были и такие, которые оставляли чувство неудовлетворенности. Той юности, которая была так хорошо понята в Чацком, совсем не было в Софье (г-жа Германова). Это была не семнадцатилетняя девушка, только что вышедшая из детства, а вполне зрелая женщина, лет двадцати пяти, очень опытная, поражающая своей несколько тяжелой восточной красотой, подходящей к фигуре Юдифи, но никак не Софьи Павловны.

Лиза (г-жа Лилина) была загримирована по картинам Венецианова , и ее лицо, ее движения, каждая ее поза были прелестны и безусловно историчны, но ее тон, ее реалистическая манера говорить стихи резали ухо. Хотелось не слушать, а только глядеть и любоваться.

Фамусов (г. Станиславский) вызывал очень сложное, но в конце концов неудовлетворенное чувство. Г-н Станиславский в своем гриме высокого, худого, хмурого старика и в своем тоне, ворчливом и насмешливом, дал фигуру, напоминающую старика Яковлева (отца Герцена) с его едким стариковским сарказмом. Но, с другой стороны, в нем было больше чиновника, чем московского барина, и все время он был в какой-то нервной истерической ажитации. Но в отдельных сценах и в отдельных словах чувствовалось столько обдуманности и совершенно нового толкования разных классических мест, что это часто заставляло забывать нервную гримасу лица.

Вообще надо указать на необыкновенный такт, с каким все исполнители подходили к тем местам текста, которые стали пословицами. Почти для каждого места было придумано что-нибудь новое, и больше всего это было в роли Фамусова. Стоит только отметить, как Фамусов произносил свои фразы: «Не слушаю, под суд!» и «Что станет говорить княгиня Мария Алексевна!» - или как Чацкий говорил почти шепотом про себя: «Карету мне, карету!» Ни одна из этих фраз не была произнесена отдельно, как обыкновенно они произносятся, все они были связаны с целым. Кроме того, текст был удачно обновлен вставками из первоначальных вариантов. Они вносили неожиданность и свежесть в стройные требования реплик, известные каждому наизусть.

Остальные действующие лица, как Скалозуб (Леонидов), загримированный Алексеем Петровичем Ермоловым, Молчалин

215 (Адашев), Платон Михалыч и жена его (Грибунин и Литовцева), Петрушка (Артем), Загорецкий (Москвин), Репетилов (Лужский) составляли вполне цельный и гармоничный фон пьесы, ровный ансамбль, которым славится Московский Художественный театр.

В постановке «Горя от ума» с одинаковой яркостью сказались все достоинства и недостатки его. Недостаток индивидуализации ролей, в котором обычно упрекают Художественный театр, ограничен и лежит в самой основе его доктрины. А для правильной оценки художественного произведения надо, как требует Гете, стать на точку зрения его творца, что именно нам и хотелось здесь сделать. «Горе от ума», разумеется, может быть еще иначе и, вероятно, еще лучше поставлено, но постановка Художественного театра сделала то, что старая классическая постановка во многих своих основных чертах стала отныне уже неприемлемой. Роль же Чацкого получила свое новое и, думается, окончательное толкование для нашего времени.

статья с фундаментальной электронной библиотеки feb-web.ru

На правах рукописи

КОМЕДИЯ А. С. ГРИБОЕДОВА «ГОРЕ ОТ УМА»

НА СЦЕНЕ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ТЕАТРА XX ВЕКА: ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ В ТЕАТРАЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ

Специальность: 10.01.01 – Русская литература

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Краснодар

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы , теории литературы и критики Кубанского государственного университета

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Одной великой пьесы – комедии «Горе от ума» – было достаточно, чтобы Александр Сергеевич Грибоедов () прочно вошёл в историю русской литературы и стал объектом научного изучения. Литературоведение и сцена формировали образ автора, предлагая попеременно свой взгляд на драматургию, открывая смыслы текста, его идейно-тематические связи с меняющимся временем, социальными обстоятельствами, уровнем филологической науки и практики сценического искусства. Жизнь «Горе от ума» в ХХ веке имела свои значительные отличия от предыдущего столетия. Возникли принципиально новые взаимоотношения автора сочинения и интерпретаторов. С появлением фигуры режиссёра как самостоятельного творца, репутация классических текстов на подмостках оказалась во многом пересмотрена. Сценические версии углубляли авторские идеи, диалектически спорили с ними, даже вступали в открытую полемику с автором. Сочинение использовалось в дискуссионных, политических и иных целях, порой, не лежащих в пространстве канонического текста.

Этот процесс открывает уже в самом начале века – в 1906 году постановка Вл. И. Немировича-Данченко в молодом Московском Художественном театре, ей предшествовала кропотливая текстологическая работа с разными вариантами пьесы. На протяжении ХХ в. «Горе от ума» оставалось репертуарным приоритетом Московского Малого театра. Противоречивым, но необычайно интересным был опыт обращения к комедии Вс. Э. Мейерхольда в театре его имени – ГосТИМе в 1928 и 1935 гг. Новое дыхание комедия взяла в 1962 году в Ленинградском Большом драматическом театре им. М. Горького в постановке, в ней синхронизировались усилия театра и грибоедоведения того периода.

Эволюция понимания образов Грибоедова и его протагониста Чацкого в ХХ веке шла, как мы отмечали, в научных кабинетах и на сценических подмостках. Филологическое и театральное сознание развивалось параллельно, явного встречного движения между театром и наукой не наблюдалось. Однако филология не может игнорировать резонанс, порожденный обращениями режиссеров разных исторических и эстетических школ к «Горю от ума», и их практический результат. Равно как и сценическая практика обязана соотносить собственные манифесты с научной мыслью. Сочетание действенно-психологического анализа пьесы с интердисциплинарным подходом к ней позволяет углубиться в следующие области исследования русской литературы: индивидуально-писательское и типологическое выражения жанрово-стилевых особенностей в их историческом развитии, а также взаимодействие литературы с другими видами искусства . (Пункты 9 и 19 «Паспорта специальности 10.01.01 Русская литература»).

Осознавая неизбежную проблему выбора, автор подробно останавливается из десятков сценических интерпретаций на этапных, проявляющих определённые постановочные тенденции. Вместе с тем, диссертант впервые включил в анализ внушительный ряд постановок периферийных театров. В них по-своему отразилась тенденция усвоения опыта лидеров, что даёт основания более точно судить о динамике распространения грибоедовской идеи и эстетики в масштабах отечественного театра.

Актуальность диссертации вытекает из того факта, что «Горе от ума» в равной мере принадлежит литературе и театру, а в более широком плане – духовной культуре России. При этом литературное и театральное бытие комедии по-прежнему вызывает споры в филологических кругах, театральном сообществе. Назрела необходимость обобщающей работы, которая бы суммировала накопления науки и театра в осмыслении комедии в ХХ веке и продолжила бы наблюдения за жизнью классической драматургии на отечественных подмостках и довела их до настоящего времени.

Степень изученности проблемы

Начало изучению творчества Грибоедова было положено массой прижизненных критических откликов на «Горе от ума», появившееся в 1825 году в списках. О нём высказались современники автора, а за ними и все видные русские писатели, критики, ученые, деятели искусства от до. В ряду классиков выделяется, давший концептуальный взгляд на комедию в критическом этюде «Мильон терзаний» (1871). Статья стала отправной точкой последующего грибоедоведения. В ХХ в. «Горе от ума» породило обширную научную литературу . Классическое грибоедоведение в целом сложилось к середине века. Вышел монографический грибоедовский том «Литературного наследства» (1946). Были изданы труды, составившие концептуально-понятийную и научно-фактическую базу по грибоедовскому вопросу. Исследования творческого облика писателя, проблематики и поэтики сочинений в дальнейшем были обобщены в многотомных историях русской литературы, драматургии, театра и критики и получили в работах, и др. достаточно завершенный вид. Своё слово сказали театроведы: , . Обобщающий характер носили сборники: «“Горе от ума“ на сцене Московского Художественного театра» (1979) и «“Горе от ума“ на русской и советской сцене: свидетельства современников» (1987).

В 1945 году в Государственном институте театрального искусства (ГИТИСе) состоялась научная конференция, посвященная 150-летию, в ноябре 1974 года научная конференция в Институте русской литературы (ИРЛИ) к 150-летию «Горе от ума». Периодически выходили научные сборники и книги антологического характера. Таким образом, можно констатировать основательную изученность творчества писателя литературоведением и театроведением к концу 70-х годов прошлого века.

Жизнь продолжалась, возникли новые повороты в изучении Грибоедова, отражающие современные взаимоотношения классика и его интерпретаторов. Активность учёных и творческих деятелей в последней трети ХХ в. не ослабевала. Появились новые работы, и других исследователей. А также новые сценические интерпретации комедии, и этот интерес к комедии пока не обобщён нашей наукой. Последнее тридцатилетие прошлого века и начало века нынешнего представляется важным в плане подведения итогов, и наша работа по возможности восполнит этот пробел.

Объектом исследования становится совокупность достижений отечественного литературоведения и театрального процесса, в ходе которого была сценически освоена и интерпретирована комедия «Горе от ума» в ХХ веке.

Предметом исследования - тенденции, возникавшие в ходе этого процесса.

Цель работы: обобщение накопленного научно-исследовательского и сценического опыта в области анализа и интерпретации комедии Грибоедова и осмысление целостной картины бытия литературного произведения в театральном процессе XX века.

Задачи исследования:

1. Проследить влияние социально-политических, исторических и художественно-эстетических тенденций и процессов XX века на формирование различного воплощения на сцене литературного произведения, имеющего статус классического текста несомненной художественной ценности.

2. Осмыслить типологию магистральных направлений в отечественном театральном искусстве XX века, специфику постановочных принципов разных театров, влияние концепции режиссуры как авторства на сценическое воплощение словесного художественного произведения.

3. Проследить эволюцию образа главного героя пьесы «Горе от ума» в театральном процессе, выявить определяющие для XX века сценические трактовки образа Чацкого, функции фигуры протагониста в различных режиссерских концепциях «прочтения» пьесы.

4. Обозначить проблему выбора между социально значимой содержательностью и психологической разработкой характеров действующих лиц пьесы, выявить различные способы и результаты реализации такого выбора на театральных сценах.

5. Соотнести сложный проблемно-образный комплекс литературного текста «Горе от ума» с идейно-эстетическими, культурологическими, профессиональными интенциями и тенденциями различных театральных школ в динамике театрального пространства XX века.

Методологической и теоретической основой исследования являются принципы историко-генетического, сравнительно-исторического, сравнительно-типологического методов, рецептивной эстетики, структурного и мотивного анализов произведений, а также теоретические обобщения, содержащиеся в исследованиях названных выше и других литературоведов (, и др.); теоретические работы мастеров искусства (, Вл. И. Немирович-Данченко, др.) и научно значимые критические отклики в прессе.

Диссертант использовал комплексный подход в изучении материала: наука о литературе и театральное искусство рассматриваются им как равноправные стороны процесса познания комедии «Горе от ума». Автор учитывает огромную роль театра как осмысляющего инструмента, способного в уникальной живой форме вскрыть надтеоретические сферы художественного сознания.

Научная новизна исследования

Впервые на значительном по объёму материале сценических интерпретаций классического литературного текста предпринята попытка периодизации процесса театрального восприятия «Горя от ума» в ХХ в., частотный, количественный и качественный анализ театральных обращений к пьесе.

В научный обиход в качестве источниковедческих материалов впервые вводятся обширные сведения из Библиографического отдела Союза театральных деятелей РФ о постановках «Горе от ума» в столичных и периферийных российских театрах и театрах бывшего СССР. Это позволяет создать широкую панораму более чем за столетие (). В ней репрезентативно предстают общие тенденции восприятия и художественного освоения текста разными поколениями интерпретаторов.

Также впервые публикуются: запись беседы с одним из мастеров театра и библиографический список, имеющий самостоятельное значение, в котором зарегистрированы материалы по теме за период с 1970 и по настоящее время.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Типологические обобщения в сценических интерпретациях комедии Грибоедова, структурирующие художественный поиск и заявившие позицию русского театра по отношению к классику на длительной исторической дистанции, позволяют выявить четыре направления такого поиска и его реализаций: академизм – новый академизм - современный интеллектуализм – левый радикализм .

2. В восприятии, переживании и сценической интерпретации произведения наблюдается смещение интереса от «комедии» к «драме».

3. Этапы научного и сценического освоения текста в плане выбора приоритетов между социальным и психологическим определяются сменой парадигм: , с присущими им трансформациями идей, образов и структуры драматического произведения.

4. Корреляция количественных показателей постановок «Горя от ума» и их хронологии, показывает, что пьеса периодически выпадала из репертуара, временно утрачивая актуальность, и возвращалась в репертуар на новом этапе российской социальной истории.

Апробация исследования

Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры истории русской литературы, теории литературы и критики Кубанского государственного университета. Основные положения работы представлены автором в докладах на конференциях: «Взаимодействие литературы с другими видами искусства» (Международная конференция XXI Пуришевские чтения в Московском педагогическом гос. университете; 8-10 апреля 2009 . Работа награждена Дипломом); «Инновационные процессы в высшей школе » (XV юбилейная Всероссийская научно-практическая конференция. Краснодар: ГОУ ВПО КубГТУ, 2009); «Континуальность и дискретность в языке и речи» (II Международная научная конференция. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2009). Материалы выступлений опубликованы в сборниках по итогам конференций. Основные положения диссертации использовались автором на семинаре по критике Союза театральных деятелей: «Русская классика: прошлое и будущее» (Тамбов, Фестиваль им. , 2011). В ходе работы над диссертацией автор стала Лауреатом VI ежегодного конкурса Государственной Книжной палаты среди лучших работ по библиографии за публикацию: «Творчество как объект библиографирования» (Москва, 2009).

Практическая значимость диссертации. Она позволит филологам-исследователям уточнить некоторые позиции по части действенного анализа пьесы, идейно-смыслового содержания, этических уроков. Диссертация может стать пособием для лекционных курсов по истории русской драматургии для студентов-филологов и учащихся других направлений гуманитарного образования, а также при проведении специальных семинаров, посвящённых изучению творчества Грибоедова. Собранный и проанализированный материал может быть использован для дальнейшей работы современного театра над постановками «Горя от ума» Грибоедова, позволит шире взглянуть на историческую постановочную традицию, открыть новые художественные ресурсы комедии.

Структура работы

Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографии и трёх приложений. Общий объем текста – 209 страниц. Библиографический список содержит 147 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяется предмет диссертации, формулируется её цель и задачи, обосновывается актуальность избранной темы, научная новизна и практическая ценность, излагается методика исследования, выявляется степень разработанности темы, характеризуются источники, которыми пользовался автор. Даётся развернутая характеристика основных теоретических положений отечественного литературоведения об анализе произведения и его последующей интерпретации разными видами искусства.

Эта проблематика отразилась в отечественной науке в трудах, др. Применительно к пьесе «Горе от ума» эти положения сохраняют своё значение, однако имеют свои особенности. Встрече собственно науки с пьесой предшествовала весьма солидная история театральных интерпретаций и литературоведение вокруг «Горя от ума» было поставлено перед необходимостью соотнесения собственных выводов с накопившимся опытом толкования литературного текста внелитературными методами.

Исследовательский и сценический потоки переплетались, в какие-то периоды шли в согласном параллельном строю (е), а в какие-то расходились (1970-90). Литературоведческое освоение «Горя от ума» велось рядом авторов разных поколений, имело перерывы, но в целом опиралось на признаваемые и выработанные наукой методы описания и анализа. Строго аналитическое начало большинства работ по пьесе «Горе от ума» быстро перерастало рамки собственных установок и смещалось в сферу интерпретации, привнесения собственного авторского понимания.

ХХ век в судьбе «Горя от ума» сыграл колоссальную роль, ибо сформировал вокруг пьесы – через науку и театр – модель диалектического взаимодействия традиции и новаторства, академизма и периодического с ним спора. Проблематика научного познания пьесы Грибоедова и её образного претворения на театре в связи с этим видится триединой задачей.

Во-первых, отношение ко времени комедии «Горе от ума» – оно уже с начала двадцатого столетия осознавалось, как прошедшее, и постановщики обязаны были в первую очередь определять своё отношение к ушедшей эпохе (воспроизводить её сочувственно, этнографически верно, социально определенно, карикатурно и т. д.). Сцена неизбежно актуализирует авторский замысел, даёт в обобщении события и лица эпохи с тем, чтобы выявить в прошлом черты современные. Зачастую сцена также игнорирует важнейшие компоненты авторского замысла, отстаивая самостоятельность, идя в отрыв от канонического текста как основы театрального зрелища.

Во-вторых, отношение к тексту. «Горе от ума» - одна из тех русских пьес, где долгое время оставались нерешёнными текстологические проблемы. Театр не сразу обрёл окончательный (дефинитивный) вариант, обобщающий идейно-художественную суть авторского намерения, и не раз уточнял своё отношение к тексту, реагируя на каждый новый этап его научной идентификации. В первую очередь это относилось к академическим коллективам : Александринскому театру в Петербурге и Малому театру в Москве; а также к молодому Московскому Художественному театру, который первым в театральном сообществе проделал текстологическую работу применительно к «Горю от ума». В дальнейшем строгий пиетет перед классическим текстом нарушался. Вс. Э. Мейерхольд первый в своём поколении поставил в афишу своё имя как «автора спектакля» и тем открыл период активного присвоения режиссурой прав соавторства с классиком.

В-третьих, фактор сценической традиции, передаваемой по исторической цепочке. Все вершинные обращения к «Горю от ума» твёрдо опирались на традицию, даже когда постановщики декларировали вроде бы обратное. Радикализм по отношению к «Горе от ума» в ХХ веке, можно сказать совершенно определённо, не привился. Постмодернистские тенденции в решении комедии Грибоедова эпизодичны.

В драматургической поэтике Грибоедова содержатся объективные предпосылки сценической интерпретации. Такие категории эстетических отношений, как комическое, трагическое, возвышенное, прекрасное, низменное выявляются не в абстрактно-отвлеченной, а одушевлённой, максимально конкретной и одновременно образной форме театрального спектакля. А субординированные эстетические понятия – реализм, романтизм, концепция, композиция, интонация, ритм, колорит, мелодия и пр. создают при своем взаимодействии различные жанровые и видовые конструкты (трагикомедия, политический памфлет, водевиль, мюзикл и пр.). Единое образное целое в театральном спектакле достигается сложением многих составляющих, уже не лежащих только в пространстве авторского текста, но простирающихся в широкое поле исторических, временных, политических, социальных и иных векторов влияния.

Автор прослеживает на конкретных примерах из сценической практики эволюцию познания и освоения комедии Грибоедова, имея в виду постоянное присутствие в художественном процессе режиссёра, ставшего ключевой фигурой театрального искусства.

1.1 Грибоедов и Школа Малого театра. В академическом искусстве Малого театра роль режиссёра сводилась к минимуму и еще долгое время осознавалась вторичной по отношению к актеру, актерскому ансамблю, и в целом – к великому понятию Школы. Ничего равного Малому театру в передаче историзма , реалистической подлинности и конкретности жизненного содержания пьесы нет поныне на всём театральном пространстве. В обзоре предстаёт реконструкция постановок Малого театра 1902, 1911, 1921, 1930, 1938, 1945, 1963, 1975 и 2000 гг. В основе творческой философии всех постановщиков лежало понятие о «Горе от ума» как о базовой ценности русской литературы и театра.

Важным этапом стала постановка 1938 года. В ней состоялся принципиальный для истории отечественного театра и филологической науки в ХХ веке синтез открытий в области грибоедовского текста, его идейно-художественной сути, её классической стройности и эстетической уникальности. В целом в формировании сценической эстетики «Горя от ума» в Малом театре сказался многоуровневый комплекс культурных влияний и взаимопроникновений. В нём сочетаются традиционные установки, сознательно или спонтанно фиксируемые в ходе исторического процесса, и новизна восприятия текста Грибоедова в меняющемся мире. Театр поныне держит в отношении с классиком высокую норму, о которой не раз вспоминала отечественная наука как о недостижимом идеале.

1.2 Комедия Грибоедова в Системе МХАТа. Понятие Школы в том смысле и значении, какое она имела в истории Малого театра, заменено в практике Московского Художественного театра на понятие Система. И в ней роль Автора театра сложным образом сопрягалась с художественной идеологией и эстетическими принципами нового театра. В ХХ веке ими было предпринято пять постановок: 1906, 1914, 1935, 1938 и 1992. Характерным во всех постановках МХАТа первой половины столетия является воссоздание целостного мира ушедшей эпохи, музыка стиха и общая музыкальность спектакля. Читать любого автора сквозь чеховский психологический опыт стало нормой. Можно сказать, что во всех пяти случаях «Горе от ума» было для этого театра средством утверждения собственной художественной идеологии и собственных театральных опытов.

1.3 Вс. Э. Мейерхольд в работе над пьесой «Горе от ума». В театре своего имени – ГОСТИМе Вс. Э. Мейерхольд осуществил постановку комедии Грибоедова дважды: в 1928 и 1935 гг. Противоречивый результат первого обращения вызвал новую редакцию. Концепция режиссёра в обоих случаях состояла в выявлении и обострении остро социального смысла комедии и сочувственной обрисовке Чацкого как идеального героя-одиночки, противостоящего пошлости мира и здоровому, сытому и даже жизнерадостному обществу. Обращение с текстом комедии у режиссёра носило характер произвола. Текст перекомпоновывался, передавался от одного персонажа другому, обращался не к тем лицам комедии, которым адресовал их автор; с текстом почти никогда не совпадало физическое действие на сцене, а шло в перпендикуляр ему. Расширительное толкование прав режиссёра на текст воплощаемого произведения и спустя восемьдесят лет со времени премьер, видится чрезмерным и спорным положением.

1.4 Опыт Александринского и Ленинградского Большого драматического театров. В Петербургском Александринском театре заложили собственные традиции исполнения «Горе от ума», укрепляли их и также продолжили в ХХ веке, уже на сцене Ленинградской Госдрамы и впоследствии театра им. . Постановки 1903, 1914, 1918, 1921, 1932, 1941, 1947 гг. были программно консервативны, с небольшими отступлениями в сторону большей свободы (1903, 1928) и с последующим возвращением к добросовестному академизму, схожему с Малым театром, в чём-то даже строже его. В целом вклад Александринского театра как русской актёрской академии в интерпретацию грибоедовской комедии значителен. Выдающиеся деятели русской сцены – , -Самойлова, -Александровская, -Горяинов, в разное время играли в них и тем сохраняли в ХХ веке в неприкосновенности текст Грибоедова, задавали высокие нормы мастерства.

Историческим моментом в сценической судьбе пьесы стала постановка в Ленинградском Большом драматическом театре им. М. Горького в 1962 году. Твердые установки на «добровольный плен» и свободу творческого выражения в рамках, заданных классическим текстом, определили направление и саму возможность глубинного чтения «Горе от ума». Хрестоматия стала живой, подвижной поэтической структурой. Художественный текст, воссозданный на сцене, был конгениален первоисточнику, показывал его доселе не открытые смысловые и философские ресурсы. В критических спорах о «Горе от ума» в БДТ отражалось не только отношение к пьесе Грибоедова, но и отношение ко времени, 1960-м годам с их изменившейся нравственной атмосферой в обществе, новыми задачами науки и искусства.

1.5 «Горе от ума» на музыкальной сцене. Автор подробно рассматривает единственную встречу пьесы с музыкальной сценой. В 1982 году в Минском театре оперетты режиссёром был поставлен мюзикл «Горе от ума». Освоение музыкального жанра и возможность новой трактовки хрестоматийной и вечно дискуссионной пьесы постановщик воспринимал их единым творческим заданием. В мюзикле сказалась школа предварительной аналитической работы с драматургией и большой постановочный опыт, проявилась музыкальность, внимание к ритмической и интонационной сфере произведения. Эти обстоятельства изначально расширяли семантическое пространство необычного спектакля. Музыкальными средствами (главными в данной постановке) утверждалась личная тема героя, атакованного бациллой душевных болезней и близкого к безумию.

В заключение данной главы диссертант сформулировал магистральные пути интерпретации комедии «Горе от ума» российским театром в ХХ веке. Практически все обращения к ней в десятках драматических коллективов страны, так или иначе, были локализованы в нескольких типологических направлениях: классический академизм (Малый и Александринский театры), новый академизм (МХАТ), левый радикализм (Мейерхольд, Виктюк) и современный интеллектуализм (Ленинградский БДТ, Московский театр Сатиры). Эти направления структурировали художественный поиск и заявляли позицию русского театра по отношению к своему классику на длительной исторической дистанции.

Глава вторая. От комедии – к драме: эволюция главного героя в пьесе и на сцене

Полемические тенденции в восприятии героя комедии выявились в прижизненной Грибоедову критике. Политическая основа, социальный смысл, вопрос действенности сатиры входили в размышления современников. Но их мнение не было столь политизировано, как это произойдёт много позже и достигнет апогея в советский период. Практически ни одна работа о комедии Грибоедова не обходилась тогда без привязки к политическому контексту декабристкой эпохи, или хотя бы констатации этого, а также и вульгарного с ней сближения. А ведущий мотив «злого ума» подразумевался разными авторами вовсе не сходно. Одни имели в виду ум самого героя, от которого он и принял страдания. Другие же мотив «злого ума» вслед за самим Грибоедовым связали не с Чацким, а с враждебной средой и её приговором.

В ХХ век Чацкий явился знаковой фигурой и литературно-театральным мифом. Театру (в его лучших побуждениях) уже вовсе не обязательно было выяснять, прав Чацкий в своих поступках или не прав, кто более смешон: он или те, кого он высмеивает. Важнее было понять и прочувствовать драму человека, в какой-то степени его личную драму. Расшифровка характера, всего проблемного комплекса, с ним связанного, становилось делом не одного актера. Режиссёр ставил более сложные, обобщающие задачи, далеко выходящие за рамки ситуативной комедийной игры. Конечная цель спектакля не замыкалась уже собственно героем как единственным инструментом авторского высказывания. Более того, герой терял самостоятельность и часто становился в положение зависимого, поскольку вписывался в определённую режиссёрскую концепцию (трагик, лирик, комик, неврастеник, резонер).

Самое понятие о герое в театре ХХ века стало подвижным. Образ представал вне классической нормы, происходило смешение красок: психологических, гротескных, трагикомических, водевильных и даже цирковых. Классическая цельность персонажа, таким образом, пошатнулась или вовсе распалась, зато решительно проступили его внутренние противоречия, в особенности, оппозиция личного и общественного.

Далее диссертант рассматривает магистральные, определяющие для ХХ века сценические трактовки Чацкого, иллюстрирующие эволюционное движение образа и то новое, что они несли. При этом в намеченных выше группах – классическом и новом академизме, левом театральном манифесте и современном интеллектуализме – выделяются свои протагонисты, выступающие полномочными представителями данного типологического направления.

2.1 Целостность образа героя. Крайне важен в ряду исторических имен пример Михаила Царева в понимании «Горе от ума». Это пример целостности, которая только и приемлема в анализе сложных социально-исторических, морально-этических и лирико-психологических феноменов, каковым является герой. Он заключает в себе комплекс проблем и крайних характеристических проявлений. Соответственно он и должен пониматься театром комплексно. Но целостность обретается крайне сложно. Напротив, как правило, разбивается на составляющие в ходе реализации некой творческой концепции. В дальнейшем историческом движении «Горе от ума» набирает силу именно такая тенденция.

2.2 Концепт «ум» как доминанта лирического образа. Появление интеллигентного Чацкого – Василия Качалова на сцене МХТ – театра русской интеллигенции – было глубоко символичным и программным. «Горе от ума», будучи подвергнуто психологическому анализу, получило у «художественников» и в игре их первого актера ярко выраженную лирическую направленность.

2.3 Расширение функций героя. В е годы «Горе от ума» идет параллельно во многих театрах страны, а в сводной столичной афише соседствуют разные Чацкие. Возникает полифония, ещё яснее становится тот факт, что комедия Грибоедова спустя столетие с момента появления продолжала выражать базисные общечеловеческие конфликты, обозначать самоопределение художника и гражданина в духовно-эстетическом космосе своего времени.

В послевоенный и послесталинский период многое в науке и искусстве пересматривается и рождается новый Чацкий. Не эпоха, отражённая в пьесе, не проблемы передачи историзма на театре, не индивидуализация оппонентов больше занимают постановщиков – но именно расширение функций героя, как выразителя современного сознания и надежд. Как «героя нашего времени». В этом была и сила и слабость. Герой легко становился тенденциозным носителем навязанной автору режиссерской идеи, лишь бы она корреспондировала с духом перемен и обновления; ещё лучше – касалась опосредованно или в прямом критическом запале всего, что требует развенчания или проявления нравственного сопротивления. Так, Чацкий в исполнении Сергея Юрского (Ленинградский БДТ, 1962) оставил у современников противоречивое впечатление, но закрепился символическим знаком российского либерализма шестидесятых годов.

2.4 Проблема дискредитация героя. В конце 1980-х – начале 1990-х – в новой России и сама пьеса, и её герой претерпели последнюю в ХХ веке инверсию. Гражданские свободы, о которых так много говорится в пьесе Грибоедова, стали декларируемой реальностью, и критика Чацким общественных институтов выглядела ретроспективной. Это внесло коррективы в режиссёрский подход к пьесе – ещё больше сузились её проблемные поля, сильнее выступили индивидуальные проблемы героя. Время словно отняло у Чацкого львиную долю жизненного содержания и в некоторых постановках это вылилось в полное умаление Чацкого как героя. Открылся путь его окончательной дискредитации как личности, и некоторые недалекие театры с радостью воспользовались этой возможностью.

Диссертант отмечает в этом ряду постановки МХАТа (1992), театров в Петроза­водске (1985), Ека­теринбурге (1992), Тамбове (2008), Ярославле (2009). А также в двух московских театрах: «Современнике» (2007) и Театре драмы и комедии на Таганке (2007). Оба иллюстрировали не просто растерянность, знакомую по спектаклю МХАТ (1992), но нечто более тяжелое и опасное, – откровенное раздражение режиссёров, вынужденных считаться с текстом как данностью, со всем проблемным комплексом пьесы, помноженным на новые условия времени и места, иное резонансное пространство русской классики. Будучи не в состоянии выполнить огромную интеллектуальную работу с текстом, создатели обеих постановок свели свою задачу к нарочитому радикализму.

2.5 Герой и способы его типизации. Все упомянутые диссертантом в данной главе постановки, созданные, порой, в противоположных эстетических системах, солидарно приходят к одному финалу: от комедии – к драме . В них дают себя знать и давно сложившиеся способы театральной типизации: карикатурность и шарж – для фамусовского клана; афоризм , трагическая ирония и лирический надрыв – для Чацкого. Всё это и есть в чистом виде нормативность, от которой Грибоедов отходил в процессе работы над сочинением. Одно качество, некая неожиданная черта бросает свет на другое, сбивает ожидаемую коннотацию. Тут явлена более сложная идейно-эстетическая корреляция, к которой призывает сама комедия «Горе от ума» всех, кто берётся за нее.

Театр ХХ века, решительно атакуя на каком-то одном направлении, оказывается весьма консервативным на другом и, в сущности, отказывается от тесного сотрудничества с автором. Он становится или над ним, или рядом с ним, или использует его в целях громкой художественной провокации, не соотносимой с авторской волей.

Вместе с тем, точное знание о пьесе в последнее двадцатилетие сильно расширилось, благодаря ряду принципиальных литературоведческих трудов (, и др.). Такой же целостности понимания «Горе от ума» за эти годы не явлено российским театром. В строгом смысле, автор может назвать лишь один пример достигнутого художественного синтеза: «Горе от ума» Малого театра (2000).

Глава третья. Социальное и психологическое в комедии «Горе от ума» как проблема театрального выбора

Заметное смещение идейно-смысловых приоритетов в понимании «Горя от ума» в ХХ в. вызвано кардинально изменившимся социально-историческим контекстом жизни России. Отпала необходимость социальной критики и борьбы с царизмом, крепостным правом, пропаганды идей декабризма и пр. Выросло в своем значении общечеловеческое и вневременное. Литературоведение и театр ещё долгое время не отказывались от социально-критического направления в своих трактовках, и это породило массу комментариев и спектаклей, авторы которых продолжали сражаться с прошлым. Начиная с середины ХХ в. всё активней пробивалась мысль о глубинных гуманистических и психологических основах «Горе от ума», что в свою очередь выливалось в параллельное и во многом оппозиционное направление в истолковании сочинения. Таким образом, социально-критическое и лирико-психологическое начала, составившие проблемную ось комедии, во многом определили остроту главного эстетического спора вокруг «Горе от ума» как в науке, так и на театре.

В театральной сфере шли споры о реализме и условности, приемах портретирования и типизации; к ним прибавились проблемы художественного пространства и новой сценической эстетики – то есть, комедия ставилась не только в динамичный идейно-смысловой контекст, но в зависимость от подвижного и развивающегося инструментария современного театра. В научной сфере с разной степенью активности шли свои споры, и разночтений было достаточно даже в сущностных вопросах, таких как политическая ангажированность автора, идейный комплекс и жанровое определение сочинения.

При отсутствии такого единства и солидарности в отношении к автору и его сочинению было бы необоснованным ожидать или требовать их от театров. При определённом перепаде мастерства в разных театрах (столичных и периферийных) наблюдается довольно выраженное единство идейных устремлений и сценической эстетики (особенно в первой пол. ХХ в.). Пусть это единство, порой, переходило в политическую догматику, но оно было. Многонациональный театр бывшего СССР и России в понимании «Горе от ума» выступал единым фронтом, разночтений практически не было. Коллективы, равноудаленные и независимые от центра, обособленные в географическом отношении демонстрировали практически полное совпадение в идеологии и эстетике спектаклей.

Этапы театрального освоения текста в плане выбора приоритетов между социальным и психологическим диссертант определяет следующим образом: политизация – деполитизация – десемантизация . В реальности театра границы между этими понятиями прозрачны, в рамках одного периода зрели и давали себя знать прямо противоположные тенденции. Диссертант прослеживает эти тенденции на конкретных примерах, включая в анализ опыт ряда периферийных театров России и бывшего СССР.

3.1 Тенденция политизации. Констатируется, что до середины 1930-х «Горе от ума» вполне репертуарная пьеса и идет в Ростове-на-Дону, Горьком, Свердловске, Смоленске, Благовещенске, Иваново, Старом Осколе, Барнауле, Воронеже, др. Пьеса ставилась даже в театре при исправительном учреждении системы ГУЛАГа, в Медвежьегорске (одно из подразделений строительства Беломоро-Балтийского канала). Но подлинный бум впереди. В 1937-м «Горе от ума» ставят одновременно в Краснодаре, Сталинграде, Горьком, Ростове-на-Дону, Ульяновске, Челябинске, Владивостоке, Петропавловске . В 1938-м – Рязань, Одесса, Архангельск, Вологда, Новосибирск, Курск, Энгельс. Процесс захватывает гг. – Смоленск и Свердловск – и затухает. Такая вспышка интереса к пьесе не могла быть случайной и, вероятно спровоцирована ещё не до конца понятой нами «идеологической рассылкой», не привязанной к биографии Грибоедова.

Следует также отметить, что в некоторых местах пьеса игралась и раньше, без какой-то рекомендации сверху. Горький, Ярославль, Саратов, Свердловск, Иваново, Ростов-на-Дону, Воронеж, Смоленск, – в этих театрах за двадцать лет «Горе от ума» ставили от двух до четырех раз, что можно понять как естественное возвращение к пьесе на новом этапе зрелости. Были также случаи новых редакций более ранних постановок, и они, видимо, следовали как преодоление заблуждений прежних лет – театрам надлежало исправляться, изживать «формалистические» подходы. Были режиссёры, ставившие комедию в нескольких театрах.

Духом воинствующей идеологической непримиримости были проникнуты спектакли в большинстве перечисленных мест. Ортодоксальная идеологическая основа сценических трактовок классики вытекала из текущей политики и театр как часть государственной системы, её усваивал в силу подчиненного положения. Так достигалось единство, наблюдаемое в панораме постановок тех лет. Театр, движимый предуказанным критицизмом, при этом стихийно и как бы наскоком подходил к политической проблематике комедии. Выдвигая в истолковании русской классики идею критического отношения к прошлому, театры, несомненно, обужали комедию, спрямляли её характеры.

Эстетическая же сторона спектаклей закономерно ориентировалась на столичные образцы и практически повторяла их с тем или иным художественным результатом. В описанных диссертантом спектаклях (Краснодар, Сталинград, Смоленск, Свердловск, Иваново и др.) наблюдается прямое следование канонам Малого театра и МХАТа, отдельным приёмам Театра Мейерхольда. В периферийных спектаклях, таким образом, оказались контаминированы смысловые и стилистические тенденции, идущие от лидеров театрального процесса. Поэтому «Горе от ума» вдалеке от столиц редко имело собственный выраженный взгляд на комедию или отличалось креном в какую-то из сторон: социально-критическую, лирическую или водевильную.

В работе отмечено, что общей особенностью целого ряда спектаклей является проблема баланса между двумя равноправными темами комедии, её сторонами – социальной и лирической. И нахождение баланса в ткани живого спектакля, в действии не так легко давалось даже крупным мастерам. При этом специально подчеркивается, что пьеса, несмотря на внешние идеологические директивы, позволяла себя интерпретировать с разных позиций, могла на уровне слова, интонации выявлять разные стороны собственного своеобразия и при этом оставаться цельной структурой. Показателен в этом отношении опыт постановки «Горе от ума» в переводе Максима Рыльского в Львовском театре юного зрителя в 1947 году, который в данной работе впервые становится предметом научного рассмотрения.

Неоспоримой вехой в истории сценической интерпретации «Горе от ума» отечественным театром стал 1945 год. Начиная с января, ещё до Дня Победы над фашистской Германией, уже предчувствуя исход великой битвы, театры начинают восстанавливать прежние постановки, но в основном заново перечитывают классику. «Горе от ума» в 1945 году поставили: Армавир, Воронеж, Таганрог, Ярославль, Рыбинск, Кострома, Горький, Грозный, Иваново, Иркутск, Казань, Красноярск, Курган, Курск, Мурманск, Новосибирск, Орск, Ростов-на-Дону, Саратов, Тамбов (1-я постановка), Каменск-Уральский (отдельные сцены), Свердловск (4 действие), Архангельск (возобновление). В Воронеже пьеса открывала театральное здание, восстановленное после бомбёжки. Малый театр даёт в 1945-м вторую редакцию своего шедевра – постановки 1938 года.

И далее накал интереса к пьесе постепенно начинает угасать. С 1946 по 1963, то есть за первое послевоенное двадцатилетие, «Горе от ума» поставили: Магнитогорск, Благовещенск, Киев, Челябинск (дважды), Львов, Омск, Чебоксары, Ярославль, Кинешма, Канск, Воронеж, Кемерово. Происходит удивительное превращение: пьеса выходит из актуального политического поля, «замолкает» до своего нового звездного часа.

3.2 Тенденция деполитизации. В переломный для страны момент шестидесятых годов политизация сменилась деполитизацией и произошёл знаменательный резонанс интересов – старой пьесы и нового для неё контекста. Более свободными от обязательств исторической привязки и более абстрагированными в толковании идейного состава комедии Грибоедова оказались спектакли Москвы, Ленинграда, Минска и др. Сказалась не столько боязнь привнести политику в искусство (или хотя бы публицистику), но то обстоятельство, что российская сцена обретала в тот момент давно чаемый ею современный сценический язык. Она как от тяжкого векового груза избавлялась от бытоподобия, акцентированной публицистики и любого рода заказа. Реакцией на это избавление становились спектакли определённого типа – в них авторский текст, классический или современный, представал пропущенным через фильтр современного режиссёрского видения, метафорического или вовсе условного. В этом ряду актуальных задач автор, драматург не всегда оказывался главной фигурой. Метафора как образное средство сценического языка в театре ХХ века чем дальше, тем больше стала теснить и оспаривать идейные основы канонического текста – оспаривать автора. Массовое развитие этого процесса подводит размышления автора к следующему этапу, понимаемому им как десемантизация классического текста.

3.3 Десемантизация классического текста. Сужалось семантическое поле литературного произведения, в крайних случаях происходила полная деструкция художественного текста, от его идейно-философских оснований до утраты конкретного, авторского языка. Стремясь к энергичной самореализации, режиссура понимала метафору как лаконичное сворачивание смысла до искомого, итогового результата, искала эпатирующих приёмов и неизбежно схематизировала сложность мысли и языка драматурга. Важная составляющая подосновы десемантизации – боязнь морализма, она толкнула режиссуру на повальное отрицание всякой морали и внутри произведения, и внутри собственного спектакля. Это отрицание порой отмечено было отвратительной бравадой и на ней, собственно, замешивается всё – от внешнего облика и поведения персонажей до сверхзадачи, венчающей постановку. Цель – низвести героев с пьедестала, как намозоливших за полтора века всем глаза. Предшествующая традиция, сценическая и литературная выступает объектом мифотворческой борьбы, не чуждающейся откровенного нигилизма.

В главе показано также, что в гг. пьеса «Горе от ума» попала в очередной временной провал, к ней обращались очень редко: поставлена в Грозном, Ульяновске, Ярославле, Владимире, Перми, Самаре, Новгороде, Белгороде, а также стала достоянием ТЮЗов (театров юного зрителя): Свердловск, Красноярск, Челябинск, Сарапул. Отмеченные выше тенденции десемантизации диссертант наблюдает в постановочной практике начиная с 1980-х гг. и по настоящее время. В качестве примеров автор даёт анализ ряда спектаклей в Петрозаводске, Ярославле, Таллине, московских «Современнике» и Театре драмы и комедии на Таганке.

3.4 Синтез социального и психологического в пьесе. Отмечается также, что ироническим контрастом подобной практике выступают параллельные усилия учёных и историков, занимающихся в связи с комедией «Горе от ума» исследованием исторического понимания ума – титульного концепта, лежащего в основании всего в этой пьесе. А также составляющего ядро личности её создателя – крупнейшего российского интеллектуала своего времени Александра Сергеевича Грибоедова. На уме, как на способности понимать вещи и судить о них здраво и при этом на уме, как на механизме драмы акцентируют свои размышления ряд сегодняшних авторов: , и др.

Автор полагает, что в современном театре ценности литературного текста как основного вместилища авторского послания перестают быть точкой отсчета для постановщиков. Отринув последовательно из системы рассмотрения «Горя от ума» историко-культурную и социально-политическую обусловленность, а также в большой мере любовь, мораль и разум, постановщики заполняют образовавшийся вакуум собственными суждениями, настроениями, сомнительными аллюзиями и рифмами, неизжитыми комплексами. В этих условиях, конечно, не выявляются, вернее, не репрезентативны никакие выводы о трактовках классического текста в плане соотношении в нём социального и психологического начал. Об этом говорить не приходится по причине того, что театр не справляется ни с массивом текста как такового, ни с его тезаурусом. Приращения смысла не происходит, сутью театрального обращения становится десемантизация.

Из приведённой диссертантом корреляция количественных показателей постановок и их хронологии следует, что «Горе от ума» периодически выпадало из репертуара, как бы временно утрачивая актуальность, и возвращалось в репертуар на новом этапе российской социальной истории. Здесь несколько причин, среди которых тот факт, что писатель слишком долго был заложником школьной программы, печать хрестоматийного текста лежала на нём всегда и этого сторонились. С другой стороны, исполнить «Горе от ума» под силу только сильным театральным коллективам. Со временем сложности интерпретации «Горя от ума» будут нарастать. Пьеса будет всё дальше уходить от эпохи своего создания, от эстетики и первоначальной проблематики. Её новая проблематика будет напрямую зависеть от духовных реалий, общественного интереса, состояния театра как самобытного, творческого организма, способного в равной мере удерживать в кругу интересов предшествующую национальную культуру и находить современное звучание классических текстов.

К началу ХХI века накопления в области теории и истории литературы, анализа драмы, опыта театральных интерпретаций внушительны. Исследовательский поток продолжается. Он принёс в последнее время не просто количественные показатели, но дал итоговые труды по Грибоедову. К ним автор относит: Энциклопедию «Грибоедов» ёва (2007), Словарь языка комедии (2007), упоминавшуюся монографию «Грибоедов» (2003). Таким образом, эти энциклопедического характера книги и ряд вышеназванных создают надежный базис грядущих исследований и сценических обращений к комедии.

В Заключении подводятся итоги исследования и делаются выводы. Рассмотрев обширный массив спектаклей (более 30) и сопоставив их появление с исследовательским потоком по Грибоедову и его пьесе «Горе от ума», диссертант приходит к выводам:

1. Подавляющее число постановок первой половины ХХ в. на отечественной сцене опирались на классические традиции русского реалистического и психологического театра. В дальнейшем, с появлением фигуры режиссера как самостоятельного творца, возникли принципиально новые взаимоотношения автора сочинения и интерпретаторов, репутация классического текста на подмостках оказалась во многом пересмотрена. Одни сценические версии углубляли авторские идеи, диалектически спорили с ними, даже вступали в открытую полемику с автором. В других случаях сочинение использовалось в дискуссионных, политических и иных целях, порой, не лежащих в пространстве канонического текста.

2. Пьеса знала в своей истории периоды активного к ней обращения () и зоны забвения (1950-е, 1970-90), когда она выходила из репертуара и теряла на какой-то период собственную актуальность.

3. Осмысление пьесы «Горе от ума» и её роль в отечественном театральном репертуаре определялись как глобальными социально-историческими изменениями жизни России, так и субъективным фактором присутствия в творческом процессе режиссера, осознавшего свои права соавторства с классиком. Сознательно или вынужденно, утверждая их, театры амбициозно редактируют самые основы драматического произведения Грибоедова. Или понимают их узко – с точки зрения развития своего специфического инструментария.

4. Этапы театрального освоения текста в плане выбора приоритетов между социальным и психологическим определяются следующим образом: политизация – деполитизация – десемантизация. Хронологически они соответствуют следующим периодам: от начала ХХ в. до 1960-х гг., 1960 – 1980, и 1980 – по наст. время.

5. В художественном отношении восприятие «Горе от ума» отечественным театром и направления её сценических реализаций имели отчётливо выраженную стадиальность: академизм – новый академизм – современный интеллектуализм – левый радикализм. Эти направления существовали и продолжают существовать независимо от определённого исторического периода, а также одномоментно и независимо друг от друга. В этом отношении «Горе от ума» являет собой также и мультикультурный феномен.

6. Исследовательский поток и театральная практика не синхронизированы в общем культурном процессе и сосуществуют параллельно. Случаи совпадения усилий науки и сцены, их общей нацеленности на результат крайне редки.

7. Театры, реализуя своё право на творческие свободы и движимые поиском собственных путей освоения литературного текста, выдвигают радикальные трактовки, как правило, игнорируют идейные основы авторского замысла, эстетическую природу сочинения. В плане освоения содержания пьеса неоднократно использовалась как материал актуализации и манифестации отдельных политических и иных аспектов текущего момента.

8. Самой заметной трансформацией «Горя от ума», закрепившейся в практике театра, стала жанровая: в подавляющем большинстве постановок и в достаточном количестве научных работ комедия понимается как драма, как психологическая драма, сатирический гротеск, саркастический абсурд и т. п. Исконные жанровые черты комедии к концу ХХ века оказались полностью стёрты.

9. Концепт «ум», лежащий в основе конфликта пьесы, театр по преимуществу заменяет понятием «чувство». За протекшее столетие «ум» почти не выступает основным доказательным средством, оружием героя, аргументом в его идейном споре с противником. Интеллектуальная борьба как таковая крайне редко становится в центр режиссерских построений.

10. Двигаясь во времени, «Горе от ума» становится все сложнее для воплощения. В ходе меняющегося внешнего культурно-исторического контекста необходимо решать массу внутренних задач пьесы, проблемно-характеристических и чисто текстовых. Текст, отдаляясь во времени, становится более «тёмным» и непонятным без комментариев. Сделать его общедоступным становится с каждым разом труднее, и этот труд не дают себе даже очень сильные театральные труппы и постановщики.

11. Накопившийся театральный опыт доказывает, что художественные открытия возможны исключительно в рамках канонического текста, а не вне его. К актуальным задачам театра Грибоедова автор относит также проблему выявления сопредельных смыслов, проблему рецепции грибоедовских идей и образов в русской литературе и драматургии (в первую очередь, в наследии Пушкина, Лермонтова, Салтыкова-Щедрина и др.) и их адекватного сценического освоения.

12. Несмотря на негативные тенденции и не во всём оптимистические выводы, следует отметить – высочайшая репутация «Горя от ума» как пьесы для театра и как объекта научного рассмотрения по-прежнему не подлежит сомнению. Она остаётся вечной духовной ценностью человечества, не теряя своей острой дискуссионности. Её интеллектуальные и художественные ресурсы будут востребованы в новых поколениях учёных и творческих деятелей.

В Приложении представлен список постановок «Горя от ума», вошедших в обзор основного раздела; запись беседы автора с режиссёром; Библиография «Горе от ума» . .

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ АВТОРА

1. Творчество как объект библиографирования: [ «Горе от ума»: библиография гг.] // Библиография. 2009. № 5. С. 67-75. (0, 7 п. л.)

2. Александр Чацкий: от ума – к безумию: [«Горе от ума» на музыкальной сцене] // Музыкальная жизнь. 2009. № 4. С. 11-13. (0, 4 п. л.)

3. Проблема художественного пространства в «Горе от ума» А. С. Грибоедова // Культурная жизнь Юга России. 2011. № 4. С. 15-17. (0, 4 п. л.)

В других научных изданиях:

4. Семантические модуляции демонического в русской литературе / Вестник студенческого научного общества: Кубанский гос. ун-т. Выпуск 9. – Краснодар. 2007. С. 157-161. (0,2 п. л.)

5. Отражение мировоззренческого диспута в языке и культуре речи сценического персонажа: [На примере «Горе от ума» ] / Проблемы прикладной лингвистики: Международная научно-практическая конференция: Сборник статей. – Пенза: Приволжский Дом знаний. 2008. С. 101-106. (0,3 п. л.)

6. Комедия «Горе от ума» и ее сценические интерпретации в ХХ веке: [Тезисы выступления] / Взаимодействие литературы с другими видами искусства: Международная конференция XXI Пуришевские чтения в Московском педагогическом гос. университете; 8-10 апреля 2009: Сборник статей и материалов. – Москва. 2009. С. 225. (0,1 п. л.)

7. От Чацкого к Арбенину: эволюция литературного типа /Вестник студенческого научного общества: Кубанский гос. ун-т. Выпуск 11. – Краснодар. 2009. С. 100-104. (0,3 п. л.)

8. Первый украинский перевод «Горе от ума» и его сценическая судьба / Языковые и культурные контакты различных народов: Международная научно-методическая конференция: Сборник статей. – Пенза: Приволжский Дом знаний. 2009. С. 96-101. (0, 25 п. л.)

9. : научное осмысление и опыт библиографирования (технический аспект) / Инновационные процессы в высшей школе: Материалы XV юбилейной Всероссийской научно-практической конференции. – Краснодар: ГОУ ВПО КубГТУ, 2009. С. 147-148. (0, 1 п. л.)

10. «Горе от ума»: сценический хронотоп и превращения смысла / Континуальность и дискретность в языке и речи: материалы II Международной научной конференции. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, 2009. С. 152-153. (0,3 п. л.)

11. «Перевода без жертв не бывает»: Александр Грибоедов – Максим Рыльский: Украинский эпизод сценической истории «Горе от ума»: [исследование] // Иные берега. 2011. № 1 (21). С. 54-61.

Сценическая жизнь «Горя от ума»

Законченная в 1824 году и напечатанная при жизни Грибоедова лишь в отрывках, пьеса долго не пропускалась на сцену. Когда в 1825 году постановка была подготовлена учащимися училища в Петербурге, губернатор М.А. Милорадович вмешался, и спектакль не состоялся. В декабре 1829 года после гибели автора на бенефисе актрисы М.И. Валберховой сыгран 1 акт пьесы. Начиная с 7 явления. 31 января 1830 года 1 акт комедии был исполнен в бенефис М.С. Щепкина в московском Большом театре. Великий актер сыграл Фамусова. В этом же году поставлен 3 акт в Петербурге и Москве. Только в 1831 году постановка всей пьесы. Но с цензурными искажениями. Пьеса оказалась неожиданной и непривычной для сцены. А за пределом сцены пьеса жила. Это началось с многократного чтения пьесы самим Грибоедовым в разных домах. В тысячах списков стала она расходиться по России. Текст комедии исполнял назначение агитационных призывов. В начале прошлого века Вл. И. Немирович-Данченко сетует, что играют Чацкого, перегружают его образ. Чацкий единственное героическое лицо в комедии. Комедия как драматическое создание отходила на второй план. Любовные переживания остановили на себе лишь И.В. Самарина, начавшего играть эту роль в Москве с 1839 года. В игре Самойловой Софья умно обращает остроты Чацкого против него самого. В 1836 году потеряло силу запрещение ставить «Горе от ума» в провинциальных театрах. Но оно не соблюдалось. Киевские постановки 1831, 1838. Казанские 1836, 1840. Астрахань 1841. Харьков 1840, 1842. Одесса 1837. Тамбов 1838. Курск 1842. Подобные постановки сопровождались неприятностями. В Калуге 1850 году спектакль запретили. Крушение сословно-иерархической системы побуждало к новому мышлению, к отказу от принципа строгой обособленности жизненных явлений друг от друга. И театральный спектакль все чаще воспринимался как целостный организм с внутренне обязательной связью его «составляющих». С 1863 года спектакль свободно пошел по стране. Впервые была опубликована режиссерская партитура – В.И. Родиславский предложил свою разработку третьего действия комедии, где танцы были введены в движение событий пьесы. В 1864 Малый театр использовал эту партитуру. 60-е годы отделили эпоху дореформенную от пореформенной. Пьесу видели – прошлое. И раздались требования играть пьесу в старинных костюмах. Первая попытка в 1870 году в любительском спектакле Дворянского клуба. В 1866 костюмы создавали по журналам начала 19 века. В 1864 году в Малом театре подчеркнули пафосность Чацкого. Актер Н.Е. Вильде в течение 1.5 месяцев продержался в роли Чацкого. Его сменил С.В. Шумской. Он стал играть трагедию неразделенной любви. В центре спектакля сцены Софьи и Чацкого. Героев вело только сердце. Целостность человека на протяжении всего 19 столетия отстаивала русская классика. И.А. Гончаров выступил в связи с премьерой пьесы в Александринском театре за целостность пьесы. В Художественном театре в 1906 году спектакль был поставлен Немировичем-Данченко. Был развернут психологический анализ. К этому времени трагики-гастролеры успели утвердить традицию исполнения роли Чацкого «вне бытовой разработки, вне сюжета». Так играли Чацкого М.Т. Иванов-Козельский, М.В. Дальский, П.В. Самойлов. В МХТ огромное значение придавали мотивированность любому поступку, даже любому движению каждого из персонажей. Предполагалось, что новую силу и почву обретет и гражданский пафос. Путь пьесы был как путь завоеваний и утрат. К исходу 19 века произнесение стиха со сцены вырождалось в декламаторство или им пренебрегали. Спектакль МХТ решения тоже не нашел. История постановок позже открывается спектаклем В.Э. Мейерхольда 1928 год. В театре его имени. Чацкий выступил как обличитель общественного зла. Автор вернулся к исходному названию «Горе уму». Чацкий читал революционно-призывные стихи. Софья решительно сближалась с Молчалиным. Роль Чацкого играл Э.П. Гарин. Затем К.П. Хохлов. Ближайшая к нам постановка в 1962 году в Ленинградском драматическом театре имени Горького Г.А. Товстоноговым. Комедия не шла в театрах много лет. И возвращение ее на сцену возвещалось строго и торжественно. Спектакль был рассчитан на прямой контакт со зрителем. Чацкий, которого играл С.Ю. Юрский приезжает в Москву, полный надежд. А дальше он видел противников. За пониманием Чацкий обращался к залу. В исполнении Молчалина актером К.Ю. Лавровым многое разъяснялось. Софья стала драматическим лицом. Она была поставлена в центр пьесы. Исполняла Т.В. Доронина. Критики считали, что такая пьеса потеряла главный конфликт. Будут еще постановки и другого плана.

По теме: методические разработки, презентации и конспекты

Сценическая постановка «Что такое хорошо и что такое плохо»

Задача данного мероприятия - через сатиру и юмор показать отрицательное влияние вредных привычек на здоровье и моральный облик человека...

«Значение эпизода. Роль сценической интерпретации в раскрытии образа. Подготовка к сочинению – рассуждению о значении эпизода. (По комедии Н.В. Гоголя «Ревизор»: действие IV, явл. XII - XV)».

Особенно трудно пересказать поэтическое или драматическое произведение. За гоголевским смехом – всегда раздумья, потому что смешное и трагическое у него всегда рядом, неразрывно. Поэтому мы вмес...

«Технологическая карта урока-премьеры «Сценическая интерпретация поэтической сказки А.Н.Островского «Снегурочка» в школьном театре «ОКСЮМОРОН»

Смыслу жизни, конечно, школа не научит – этому нельзя научить! – он должен быть найден каждым человеком самостоятельно. А вот «расставить ориентиры» - преподать знания...

Занятие по основам актёрского мастерства. Сценическое движение. "Цветик - семицветик"

Занятие "Цветик-семицветик" являетмя вводным занятием театральной студии. Дети узнают. что такое театр, когда он появился, знакомятся с разнообразием его форм....

Занятие по основам актёрского мастерства. Сценическое движение.«Ярмарка»

"Занятие "Ярмарка" предназначено для отработки сценического движения. Дети, пытаясь воспроизвести различные образы, учатся изображать различные типажи людей и характеры животных. В ходе игры развивает...

Занятие № 3 по Основам актёрского мастерства. Техника сценической речи. Ролевая игра «В гостях у Портняжки».

Занятие построено в форме ролевой игры. Участники занятия разыгрывают сценку прихода горожанок с заказами к Портняжке....

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Вступление

Огромны заслуги русского драматического театра в освоении сменяющимися поколениями общества идейных и художественных достоинств «Горя от ума». Здесь драматическое произведение получает истолкователя и пропагандиста, какого не имеет роман.

С 1830-х годов и до наших дней комедия не сходит с репертуара как столичных, так и провинциальных театров. Многие артисты прославились исполнением ролей в этой пьесе: М. С. Щепкин, П. С. Мочалов, И. И. Сосницкий, И. В. Самарин, В. Н. Давыдов, А. А. Яблочкина, О. О. Садовская, В. Н. Рыжова, А. П. Ленский, А. И. Южин, К. С. Станиславский, И. М. Москвин, В. И. Качалов и др. В создании декораций, мебели, костюмов, грима в разные годы в сотрудничестве с постановщиками принимали участие художники М. В. Добужинский, И. М. Рабинович, В. В. Дмитриев, Д. Н. Кардовский, Е. Е. Лансере. Особенно выдающееся значение имели несколько наиболее примечательных постановок «Горя от ума»: в театре Корша (Москва, 1886), в Александринском театре (Петербург, 1903), Московском Художественном театре (1906). Режиссура В. И. Немировича-Данченко, декорации Добужинского, историческая стильность всей монтировки спектакля составили событие в театральной жизни. Бурные споры вызвали и позднейшие постановки комедии в театре В. Э. Мейерхольда (Москва, 1928) и его последователя Н. Волконского (Москва, 1930), Г. А. Товстоногова (Ленинград, 1962). Привлекают своей современностью постановки О.Меньшикова (Таллин, Челябинск, 1998) и Ю.Любимова (Москва,2007)

Творение Грибоедова своими высокими достоинствами обогатило русскую сцену, содействовало повороту театра на путь реализма. Однако театру было трудно овладевать эстетическими и идейными богатствами 356 пьесы, и они осваивались постепенно. Были и тексте комедии известные неясности, трудности, даже частичные противоречия, затруднявшие сценическое воплощение. При первом появлении на сцене «Горе от ума» столкнулось со старыми традициями, чуждыми или враждебными смелому новаторству драматурга. Пришлось преодолевать отсталость, и косность в приемах постановки и актерском исполнении. Эта борьба затянулась до наших дней, и «Горю от ума» приходилось преодолевать инородные реализму стили -- от классицизма до экспрессионизма. Зато высокие дарования лучших исполнителей и постановщиков раскрывали сокровища гениального произведения и постепенно создали богатую традицию сценического мастерства.

Обогащению сценического исполнения «Горя от ума» способствовали литературная критика, научное литературоведение и театроведение. Они помогали раскрывать идейное содержание, психологическое богатство, бытописные особенности, драматургическое строение, высокие достоинства языка и стиха, сберегали и передавали другим исполнителям и постановщикам накопляемую традицию из далекого и недавнего прошлого. Художники, оформлявшие спектакли, создали грим, костюмы, декорации, обстановку, способствовавшие историческому и эстетическому пониманию комедии.

Однако самый текст «Горя от ума» не всегда оберегался от искажений актерами и постановщиками. Тягостным игом были цензурные искажения текста, имевшие место при сценическом исполнении «Горя от ума» чуть не целый век -- вплоть до 1917 г.

1 . Ранние постановки

Закончив в 1824 г. творческую работу над комедией и поощренный успехом «Горя от ума» в обществе, Грибоедов мечтал о ее печатании и постановке на сцене. Но пьеса переполнена отголосками декабризма; немыслимо было провести ее на сцену: в 1825 г. это было бы политической демонстрацией. Даже готовившийся при участии автора любительский спектакль учеников Театральной школы не был разрешен.

Ознаменовался и 1827 год.В освобожденном Ереване впервые была осуществлена постановка "Горе от ума", причем в присутсвии автора. Не удивительно ли, что не в Москве или в Петербурге, где пьеса передавалась из рук в руки,из уст в уста,а на окраине империи?

Известно,что прошение Грибоедова на постановку пьесы в театрах России не было удовлетворено. И, иная ситуация сложилась на новоприсоединенных территориях Армении. В Ереванском гарнизоне, во главе с генералом А.Красовским, служили высокообразованные офицеры, в том числе ссыльные декабристы. Мирная полоса, отдых от военных действий позволили образовать кружок заядлых поклонников Мельпомены. Сыграло роль знакомство с автором бессмертной комедии, так и тоска по молой Отчизне. Представление состоялось в декабре, в зеркальном зале Сардарского дворца. описание его содержится в путевых заметках Грибоедова времен первого посещения Еревана: "Зала велика, пол устлан дорогими узорчатыми коврами... выпуклый потолок представляет хаос из зеркальных кусков... на всех стенах, в два ряда, один на другим, картины - похождения Ростома".

Многие современники отмечают присутствие грибоедова на первой постановке комедии. Сведения об этом содержатся в "Истории Эриванского полка", опубликованной в газете "Тифлисские ведомости" за 1832год. Интересное воспоминание помещено на страницах журнала "Русская старина" дмитрия Забарева, участника правительственного описания Закавказья, исполнявшего роль Чацкого в Тифлисе: "Я было забыл сказать, что комедия "Горе от ума" была сыграна в 1827 году,в присутствии автора в крепости Эривань, в одной из комнат дворца сардинского". Исполнители пьесы предложили автору оценить качество воплощения произведения, "что заметит он удачного и неудачногов исполнении". Предложение было принято, "и он обязательно выражал свои мнения".

Деятельность кружка театралов носила постоянный характер. Постановка "Горе от ума" сопровождалась расширением репертуара, совершенствованием оформления, повышением исполнительского уровня. В "Исповеди" декабриста Е.Е.Лачинова под датой 7 февраля 1828 г. отмечено: "Театр наш час от часу улучшается: подбавляются декорации, заводится гардероб; а что касается актеров, то московскме любители театра не раз бы прокричали ура, если б имели таких".

Увлечение театром носило повальный характер. Об этом свидетельствует рапорт И.Ф.Паскевича от 17 марта начальнику главного штаба графу И.И.Дибичу. Сообщая об инспекционной проверке, он, между прочим, указал: "В Эриване заведен театр, на котором офицеры в продолжение самого караульного поста играли роли актеров. Зная, что сие противно постановлениям есть, сторого запретил".

Деятельность труппы прекратилась не только запрещением Паскевича, но и начавшейся русско-турецкой войной. Участники офицерско - декабристского театра запросились в действующую армию. Театральное увлечение, преклонение перед творчеством Грибоедова сменились жаркими военными баталиями: Гангеблов, Коновницын, Лачинов и полковник Кошкарев приняли участие в штурме Карсской крепости 23 июня 1828 года.

Лишь в 1829 г., в год смерти Грибоедова, через пять лет после написания, «Горе от ума» появилось на петербургской сцене -- в необычайном окружении: в бенефис актрисы М. И. Вальберховой, 2 декабря 1829 г., в добавление к драме «Иоанн, герцог Финляндский» давалось «Театральное фойе, или: Сцена позади сцены, интермедия-дивертисмент, составленная из декламаций, пения, танцев и плясок». Объявлялось, что «в одной из интермедий будет играна сцена из комедии "Горе от ума", в стихах, соч. А. Грибоедова» -- отрывок из первого действия, явления 7 -- 10. Исполняли: Чацкого -- И. И. Сосницкий, Фамусова -- Борецкий, Софью -- Семенова-младшая, Лизу -- воспитанница театральной школы Монготье. Так, в дивертисменте, между пением и танцами, был запрятан этот отрывок, один из самых невинных эпизодов комедии. Развлекательный характер отрывка помог ему вскоре появиться и на московской сцене.

2 . Полные постановки в Москве и Петербурге

В январе 1830 г. М. С. Щепкин писал И. И. Сосницкому: «Сделай милость, дружище, не откажись выполнить мою просьбу. К моему бенефису обещан мне водевиль; но я вижу, что оный никак готов быть не может; то, чтобы сколько-нибудь заменить, я хочу дать дивертисмен, в котором поместить кой-какие сцены. И потому прикажи мне как можно скорее выписать, из "Горя от ума" те сцены, какие у вас были играны и бенефис г-жи Вальберховой». «И ежели выпишут, -- предусмотрительно добавлял Щепкин, -- то представь своей конторе, дабы оная утвердила, что сцены играны на С.-Петербургском театре». 31 января 358 1830 г., в бенефис Щепкина, после «Скупого» Мольера в дивертисменте взамен водевиля был исполнен отрывок из «Горя от ума», и Щепкин исполнял в нем роль Фамусова. Сосницкому он писал о «большом успехе» этой постановки. Вместо водевиля с танцами проскользнуло через бдительную театральную цензуру III действие комедии в бенефис А. М. Каратыгиной 5 февраля 1830 г.: давалась переведенная с французского трагедия «Смерть Агамемнона», а за нею -- «Московский бал», третье действие комедии Грибоедова «с принадлежащими к оной танцами». В афише сообщалось: «Танцовать будут: г-жи Бартран-Атрюкс, Истомина, Зубова и Алексис; г-да Алексис, Гольц б., Спиридонов м. и Стриганов французскую кадриль; г-жи Спиридонова м., Шемаева б., Авошникова и Селезнева; г-да Шемаев б., Эбергард, Марсель и Артемьев Мазурку». Эта балетная «традиция» прошла через все 30-е, 40-е и 50-е годы и была донесена до 60-х годов. Танцевали под оркестр полонез, французскую кадриль, мазурку. В танцы вовлекался и Фамусов -- Щепкин; в них участвовали выдающиеся балетные артисты, а некоторые драматические артисты, как, например, Н. М. Никифоров, прославились тем, что «неподражаемо» выделывали «карикатурные па».

Когда в 1864 г., московский Малый театр попытался «очистить бессмертное творение Грибоедова от всех пошлостей, искажавших его на сцене», и прежде всего от танцев «в карикатурном виде», петербургское театральное начальство приказало танцы «оставить без изменения», так как «большинство публики с ними освоилось». Танцы нейтрализовали, обезвреживали сатирический яд текста. Театральная дирекция и постановщики, гоняясь за успехом у невзыскательной публики, сами поощряли это вторжение балета в драму. Не только в 60-х или 359 80-х, но и 900-х годах и в позднейшее время танцевальный дивертисмент все еще бытовал в постановках «Горя от ума».

«Горе от ума» с трудом пробивалось на сцену. Только через несколько месяцев после инсценировки третьего действия 16 июня 1830 г. на казенной сцене в Петербурге впервые было представлено IV действие. Долгое время первое действие шло только в легализованном отрывке, без первых шести «безнравственных» явлений. Второе действие с монологами Фамусова и Чацкого не допускалось на сцену. Только 26 января 1831 г., в бенефис Я. Г. Брянского, в Петербурге, в Большом театре впервые было представлено «Горе от ума» полностью, и притом с блестящим составом исполнителей: В. А. Каратыгин -- Чацкий, В. И. Рязанцев -- Фамусов, Е. С. Семенова -- Софья, А. М. Каратыгина и Брянский -- Горичи, И. И. Сосницкий -- Репетилов и т. д. В том же году, 27 ноября все четыре действия были представлены в московском Малом театре, и тоже в блестящем составе: Фамусов -- М. С. Щепкин, Софья -- М. Д. Львова-Синецкая, Чацкий -- П. С. Мочалов, Скалозуб -- П. В. Орлов, Репетилов -- В. И. Живокини, Тугоуховский -- П. Г. Степанов и др.

Первые даже еще отрывочные представления «Горя от ума» проходили с большим успехом. О первом представлении III действия на петербургской сцене в 1830 г. театральный рецензент «Северной пчелы» писал: «Все любители драматического искусства благодарны г-же Каратыгиной за выбор сего отрывка в свой бенефис... С каким напряженным вниманием слушали в театре каждый стих, с каким восторгом аплодировали! Если бы не боялись помешать ходу представления, то за каждым стихом раздавались бы рукоплескания». «В продолжение всего акта рукоплескания почти не 360 смолкали», -- писал рецензент журнала «Северный Меркурий».

До нас дошло восторженное частное письмо (И. Е. Гогниева к А. К. Балакиреву, от 1 июля 1830 г.) о тех же ранних спектаклях «Горя от ума»: «Как часто ни играют -- не могут утолить жажду публики <...> Всякую неделю раза два, три "Горе от ума"! "Горе от ума"! таков был Грибоедов! такова его комедия! Играют только два последние действия: Московский бал и Разъезд после бала. Чудо! чудо! Ах милый, как жалко, что без тебя ею любуюсь. Какой разгул, какая живость на сцене! Смех, радость, аплодисман по всему театру!.. То-то радость! то-то праздник смотреть на все это!»

Профессор и цензор А. В. Никитенко записывал в своем дневнике 16 февраля 1831 г.: «Был в театре на представлении комедии Грибоедова "Горе от ума". Некто остро и справедливо заметил, что и этой пьесе осталось одно только горе: столь искажена она роковым ножом бенкендорфской литературной управы. Игра артистов тоже нехороша. Многие, не исключая и Каратыгина-большого, вовсе не понимают характеров и положений, созданных остроумным и гениальным Грибоедовым.

Эту пьесу играют каждую неделю. Театральная дирекция, говорят, выручает от нее кучу денег. Все места всегда бывают заняты, и уже в два часа накануне представления нельзя достать билета ни в ложи, ни в кресла»1.

Любовь к «Горю от ума» в русском обществе становилась благотворным фактором сценической истории; в борьбе с цензурой, с администрацией за постановки «Горя от ума» деятели театра всегда опирались на общество, на зрителей и читателей. По удачному определению театроведа В. Маслих, «зритель был знаком с комедией Грибоедова по многочисленным спискам, которых не касался красный карандаш цензора, а актеры играли по экземпляру, изуродованному цензурой. У зрителя образ Фамусова вырастал из полного текста комедии, а актер лепил свой образ из остатков текста, оставленных цензурой, лишенных многих характернейших черт персонажа» 2.

Из знаменитого монолога Фамусова «Вот то-то все вы гордецы!», содержащего 34 стиха, в театральном тексте цензура оставила только первые три стиха, самые невинные; все остальное было беспощадно выброшено. Между тем, этот монолог -- одна из основ общественно-этической характеристики Фамусова и одновременно -- «вельможного» дворянства екатерининского времени. Нечего и говорить, как осложняло это задачу актера, сколько богатых возможностей гибло при этом для артистического воплощения в интонациях, мимике, во всей игре актера. Из реплик того же Фамусова театральная цензура выбросила много других важных и веских слов, например:

Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь: Забрать все книги бы, да сжечь. Вместо стиха: «Попробуй о властях, и нивесть что наскажет» -- в текст внесена бессмысленная фраза: «Попробуй говорить, и нивесть что наскажет». Большие изъятия были сделаны в репликах и монологах Чацкого. И другие роли пострадали от насилий цензуры. Весь театральный текст комедии был искалечен. Не только смягчалась или вытравлялась социально-политическая сатира, но даже психологические и бытовые черты стирались. Так, не была допущена следующая самохарактеристика Фамусова:

Смотри ты на меня: не хвастаю сложеньем;

Однако бодр и свеж, и дожил до седин,

Свободен, вдов, себе я господин...

Монашеским известен поведеньем!..

И актер, знавший подлинный, полный грибоедовский текст, вынужден был давиться словами на глазах у зрителей.

Бедственное состояние театрального текста «Горя от ума» в 30 -- 50-е годы XIX в. препятствовало русскому драматическому театру выявить в сценическом исполнении высокий реализм пьесы.

Но в самой театральной среде того времени имелись внутренние ограничения, мешавшие выявить в сценическом воплощении новаторские достижения комедии.

Грибоедов был новатором драматургического творчества и великим реалистом. А в русском драматическом театре еще господствовал классицизм (или, вернее, псевдоклассицизм) в трагедийном репертуаре и исполнении, а в комедийном -- «мольеризм». В условиях политической реакции заметно было увлечение легкой комедией и водевилем.

«Горе от ума» вторглось в репертуар как инородное тело. «...Для каждой роли "Горя от ума", -- писал Н. А. Полевой в «Московском телеграфе», -- надобно амплуа новое... Для таких ролей нет образцов, нет примеров, словом, нет преданий французских». Даже у Щепкина в исполнении им роли Фамусова тогдашняя критика находила сильные отголоски исполнявшихся им мольеровских ролей. «Г-жа Семенова, -- 363 писала в 1831 г. газета «Русский инвалид», -- решительно не поняла характера Софьи Павловны. Она представила жеманную форменную любовницу из старопечатной какой-нибудь комедии». Однако и сами критики оказывались порой во власти привычных старых представлений и ассоциаций, восхищаясь, например, тем, что Каратыгин в роли Чацкого «являлся Агамемноном, смотрел на всех с высоты Олимпа и читал тирады -- сатирические выходки на наши нравы -- как приговоры судеб» («Северная пчела», 1830). Неудачен в роли Чацкого оказался и актер противоположного направления -- Мочалов: «Он представлял не современного человека, отличного от других только своим взглядом на предметы, а чудака, мизантропа, который даже говорит иначе, нежели другие, и прямо идет в ссору с первым встречным» («Московский телеграф», 1831).

В самом тексте «Горя от ума», в стилистическом типе комедии, в отдельных ее частностях имелись отголоски классицизма; в 30-е годы прошлого века они воспринимались живее, чем теперь. Роль Лизы родственна традиционному классическому амплуа французской субретки; изобильны монологи (шестнадцать; из них восемь принадлежат Чацкому). Эти рудиментарные особенности, не существенные в драматургии Грибоедова, были доступнее пониманию первых исполнителей «Горя от ума» и несколько путали их. И позднейшая литературная и театральная критика неоднократно возвращалась к трактовке Чацкого как резонера, как alter ego, как porte-parole автора, отказывая Чацкому в жизненности и правдивости.

Сценическое воплощение ярких типических характеров комедии Грибоедова было чрезвычайно трудно. Неизмеримо легче было подменить творческую задачу сценической типизации механическим копированием 364 живых лиц, прототипов, оригиналов, подысканием которых тогда увлекались, или уравнять образы Грибоедова с трафаретными «амплуа».

В первые годы сценической жизни «Горя от ума» постановка пьесы мало заботила режиссеров и критиков; пьеса была еще «современной», и не было вопроса о костюмах, гриме, обстановке и т. п. Актеры создавали свои роли по свежему преданию, шедшему отчасти от самого автора, через Сосницкого, Щепкина. В своей игре они могли прямо копировать тех или других здравствующих типичных москвичей. Рецензенты оценивали только степень даровитости исполнителей. Позднее, когда жизнь, изображенная Грибоедовым, стала отходить в историческое прошлое, вопрос о задачах постановки комедии стал на очередь; он неизбежно связывался и с новыми переоценками всей комедии и отдельных ее героев.

Однако глубокий реализм «Горя от ума», бытовая и психологическая правдивость, национальная самобытность комедии вступили в борьбу с обветшалыми театральными традициями и штампами. Вступление «Горя от ума» на сцену знаменовало переворот в истории русского театра. Тот высокий реализм, которым прославился и вошел в мировую историю искусства русский театр, начинается постановками «Горя от ума». Силою своего реализма «Горе от ума» перевоспитывало актеров. Мочалов, первоначально трактовавший Чацкого в стиле мольеровского мизантропа, позднее стал мягче, лиричнее, проще. Реалистическое исполнение Фамусова Щепкиным имело свою содержательную и длительную историю. В. Г. Белинский в 1835 г. писал о Щепкине в роли Фамусова: «Актер глубоко понял поэта и, несмотря на свою от него зависимость, сам является творцом» 3.

Огромной победой психологического реализма было исполнение в 40-х годах роли Чацкого знаменитым московским актером И. В. Самариным, В своих мемуарах актер П. М. Медведев свидетельствовал: «Это было велико. Его первый акт и выход -- совершенство. Зритель верил, что Чацкий «спешил», «летел», «свиданьем оживлен». Так переживать стихи и владеть ими, как владел И. В., на моей памяти никто не умел... Как он рисовал стихами Грибоедова, именно рисовал -- портреты московского общества! Молодость, сарказм, местами желчь, сожаление о России, желание пробудить ее -- все это билось ключом и покрывалось пламенной любовью к Софье». Гастроли Самарина -- Чацкого в Петербурге в 1846 г. разоблачали обветшалые каратыгинские традиции. В журнале «Репертуар и Пантеон» тогда писали: «Самарин понял и сыграл Чацкого так, как ни один из наших артистов не понимал и не играл его... Все прежние Чацкие, сколько мы их не видали, с первого появления своего на сцену принимали вид чуть не трагических героев, ораторствовали и разглагольствовали со всею важностью проповедников... Самарин в первом акте был веселым, говорливым, простодушным, насмешливым. Игра его, его разговор были натуральны в высшей степени». Натуральность, реализм, психологическая правдивость -- это целый переворот в понимании грибоедовского героя, переворот в сценическом творчестве.

Творческие достижения Самарина, повлиявшие на петербургских исполнителей Чацкого, восприняты были и театральной критикой.

В 1862 г. в «Северной пчеле» появилась статья В. Александрова (псевдоним драматурга В. А. Крылова) «Некоторые из лиц комедии "Горе от ума" в сценическом отношении». Здесь было высказано несколько 366 метких, оригинальных и тонких мыслей о психологии и сценическом воплощении главных персонажей пьесы. Он предлагает новую трактовку образа Чацкого, в котором подчеркивались героические и трагические тона и не показывалась интимная, любовная драма героя («артисты, играющие роль Чацкого, большею частью мало обращают внимания на его любовь, они больше заняты ненавистью», хотя Чацкий «по юности натуры своей больше любит, чем ненавидит»); возмущается грубым пониманием типов Скалозуба и Молчалина: «г. г. артисты обыкновенно играют эти роли так, что в Скалозубе мы видим фрунтовика, рядового, который только что не ворочается по всем правилам военного артикула; Молчалин выходит до того гнусною, лакейскою личностью, что Петрушка, с нашитой на локте холстиной, изображающей дыру, кажется перед ним барином». Критик настаивает, что Молчалин «не только красив, но даже изящен», раз он нравится Софье. Ценны также замечания В. Александрова о постановке некоторых групповых сцен, например последнего явления третьего акта: «Сцена эта должна быть сыграна так: после первых слов монолога Софья садится, и Чацкий подле нее. Монолог говорит он сперва спокойно, как простую передачу факта, нагнавшего тоску, и, по мере речи, все более разгорячаясь. Гости также должны оставаться на сцене».

Предпринятая в 1864 г., в разгар общественного движения, попытка актера Малого театра С. В. Шумского интимизировать Чацкого не имела успеха. Но этот замысел мог опираться на грибоедовский текст и в нем была своя увлекательность. Позднее то же понимание образа Чацкого и его сценического исполнения развивал критик С. Андреевский. В статье 1895 г. о Грибоедове он настаивал на том, чтобы «перед зрителем 367 ясно выступили два героя, заключающиеся в пьесе, как удачно выразился Полонский в своем стихе: "горе от любви и горе от ума", потому что оба эти горя составляют живое содержание комедии».

Много внимания сценической постановке «Горя от ума» уделил известный театральный критик и редактор журнала «Антракт» А. Н. Баженов 4. Им поднят вопрос о необходимости строгой исторической точности в обстановке и костюмах при исполнении «Горя от ума», об освобождении творения Грибоедова от приклеиваемого к нему «дивертисмента». Позднее Баженова тому же вопросу посвятил много внимания и труда другой театральный критик -- С. В. Васильев (Флеров). Его обширные журнальные статьи о характерах Молчалина, Софьи, Лизы, Фамусова собраны в издании: С. Васильев. Драматические характеры. Опыт разбора отдельных ролей, как пособие при их исполнении. Комедия «Горе от ума». Вып. I -- IV. М., 1889 -- 1891. В каждом выпуске, посвященном отдельному лицу (Молчалин, Софья, Лиза, Фамусов), даются: «Материалы для характеристики» -- подбор цитат из «Горя от ума»; разбор типа; полный текст роли; примечания к отдельным трудным стихам и фразам и рисунок костюма. В разборах типов автор проявляет прекрасное знание текста, большую вдумчивость, психологическую чуткость, близкое знакомство с условиями сцены. При жизни С. Васильев не успел издать пятого выпуска своих «Драматических характеров», посвященного Чацкому, но обширные работы об этом герое он начал печатать в «Русском обозрении» (1894, № 1; 1895, № 1, 2, 10). Все эти труды несомненно оказали влияние на сценические постановки «Горя от ума» и на театральную критику. Под непосредственным 368 влиянием А. Н. Баженова, например, была постановка московского Малого театра 1864 г. В 80-х годах, когда уже действовали частные театры, «Горе от ума» шло в Пушкинском театре А. А. Бренко в костюмах эпохи. Значительным опытом была постановка комедии на театре Корша в Москве в 1886 г. с декорациями художника А. С. Янова и в костюмах 20-х годов, при блестящем подборе исполнителей (В. Н. Давыдов -- Фамусов, Н. П. Рощин-Инсаров -- Чацкий, И. П. Киселевский -- Скалозуб, А. А. Яблочкина -- Софья и др.).

Постановка петербургского Александринского театра в 1872 г. была разобрана И. А. Гончаровым в его статье «Мильон терзаний»5. От каждого исполнителя любой роли в «Горе от ума» Гончаров требовал осмысления всей пьесы и анализа собственной роли.

Работы Васильева построены по характерному для того времени персональному принципу. В соответствии с общей тенденцией старого русского театра -- выдвигать исполнителей главных ролей и сводить к минимуму участие режиссера -- внимание критика сосредоточилось на главных персонажах-характерах.

«Горе от ума» способствовало перелому в приемах сценического творчества. Персонажи пьесы были так художественно разработаны, что даровитому актеру предоставлялась возможность выдвинуть на первый план «второстепенную» или «третьестепенную» роль. Так выдвинулись в первых спектаклях исполнители супругов Горичей, Репетилов -- И. И. Сосницкий, Скалозуб -- П. В. Орлов, позднее -- графиня-бабушка -- О. О. Садовская.

Другим своеобразием и гениальным новаторством «Горя от ума» было создание коллективного, комплексного, социального образа барского московского общества. В театральных постановках поэтому сразу выделился и обособился «Московский бал» -- третье действие комедии. которое потребовало активного участия режиссера-постановщика.

Это была трудная и сложная проблема, которая разрешалась постепенно и по частям.

С начала 90-х годов много заботы о монтировке «Горя от ума» в Александринском театре проявил известный деятель литературы и театра П. П. Гнедич. Свои взгляды на этот предмет он развил в статье «"Горе от ума" как сценическое представление. Проект постановки комедии» («Ежегодник императорских театров». сезон 1899/1900 гг.) С присущими ему вкусом, знанием эпохи, психологической чуткостью и сценическим опытом автор дает много указаний о внешней обстановке пьесы, декорациях, мебели, реквизите, костюмах и проч., о сценическом воплощении отдельных образов и групповых сцен.

П. П. Гнедич интересовался не только специально-сценическими вопросами, но и судьбой текста «Горя от ума». Однако, когда писался его «проект постановки комедии», он еще не мог располагать изданиями Музейного автографа и Жандровской рукописи. Поэтому он с доверием цитирует фальсифицированные монологи из издания И. Д. Гарусова 6 и встает на опасный путь «исправлений» грибоедовского текста. Позднее это вылилось в систематические режиссерские «исправления» текста.

Этюд П. П. Гнедича оказал воздействие на постановки как казенных, так и частных театров.

Следует, однако, оговориться, что П. П. Гнедич (как и С. В. Васильев) поглощен интересом к интимной драме Чацкого -- Софьи и к живописной картине московских нравов и быта. На разработку драмы социально-политической, на воссоздание гениальной сатиры Грибоедова у Гнедича не хватило внимания и интереса. Как В. Александров и С. В. Шумский, он стремился интимизировать роль Чацкого, а вслед за этим и всю постановку «Горя от ума».

Замысел Гнедича полнее всего осуществился в Александринском театре и прежде всего -- самим Гнедичем в постановке 1900 г.

Московский Малый театр, непрерывно ставивший «Горе от ума» и в предшествующие годы, в 1902 г. осуществил новую постановку А. И. Южина. Фамусова играл А. П. Ленский, Софью -- А. А. Яблочкина, показавшая в молодой героине черты будущей Хлестовой; Лизу -- В. Н. Рыжова. Наибольший же интерес представляли П. М. Садовский (младший), а потом А. А. Остужев в роли Чацкого. После смерти Ленского «Горе от ума» на время сошло с репертуара Малого театра, но в 1911 г. было возобновлено в новом оформлении Н. М. Браиловского (режиссер Е. А. Лепковский). Спектакль лишен был недостатков мхатовского спектакля, превращавшего сатирическую комедию в интимно-лирическую драму (см. далее). Убедительные образы создали М. Н. Ермолова (Хлестова), А. И. Южин (Репетилов) 7.

Вслед за П. П. Гнедичем обнародовал свой труд по сценической разработке «Горя от ума» режиссер Александринского театра Ю. Э. Озаровский: «Пьесы художественного репертуара и постановка их на сцене. Пособие для режиссеров, театральных дирекций, драматических артистов, драматических школ, любителей драматического искусства». Выпуск II. «Горе от ума». Под редакцией Ю. Э. Озаровского, артиста и режиссера русской драматической труппы императорских СПБ. театров. Издание М. Д. Мусиной. СПб., 1905 (2-е изд.-- 1911). Этот огромный том, богато иллюстрированный, является поистине сценической энциклопедией «Горя от ума». В первом из трех разделов редактор излагает принципы, которым он следовал при установлении текста комедии, дает статью о «ритмическом размере и рифме стиха комедии», печатает самый ее текст и в примечаниях -- реальные, исторические и иные объяснения редких слов и выражений. Во втором разделе помещены пять статей И. А. Глазкова, излагающие биографию и литературную деятельность Грибоедова, постановки «Горя от ума» на сцене, характеристику эпохи, изображенной в пьесе, и библиографию комедии. В отделе третьем, художественно-режиссерском, сам редактор дает ряд статей -- о действующих лицах комедии (материалы для характеристики), о мотивах грима, костюма, мебели, бутафории, декораций и мизансцен.

Редактор не хотел перепечатывать в своем издании обычного текста «Горя от ума» и был, конечно, прав, так как в него вкралось много неточностей и искажений. Но свою собственную редакцию он скомбинировал из двух рукописных текстов: самого раннего -- Музейного и самого позднего -- Булгаринского, совершенно игнорируя Жандровский, -- и в этом была крупная ошибка, вредно отразившаяся на сценическом тексте как Александринского, так и Художественного театров. К тому же, текст комедии Ю. Э. Озаровский 372 напечатал прозой, без разбивки на стихи. Труд Ю. Э. Озаровского ценен не текстом «Горя от ума», а огромным количеством включенных в него материалов: исторических, литературных, бытовых и прочих; здесь воспроизведено свыше 360 рисунков: портретов, видов, снимков с автографов, длинный ряд иллюстраций к художественно-режиссерскому отделу и т. п.

Под непосредственным влиянием Озаровского оказалось самое блестящее и талантливое сценическое воссоздание «Горя от ума» -- постановка Московского Художественного театра 1906 г. В статье В. И. Немировича-Данченко «"Горе от ума" в Московском Художественном театре» Музейного автографа.

Позднее, когда появилось академическое полное собрание сочинений Грибоедова, В. И. Немирович-Данченко принял установленный в нем подлинный грибоедовский текст и не остановился перед переучиванием ролей актерами. Однако позднее текст Художественного театра опять осложнился некоторыми произвольными вставками.

В позднейших переработках спектакля Художественного театра (особенно в 1925 г.) звучание социально-политической сатиры усилилось, однако нарушились своеобразие и целостность общего замысла. Постановка 1938 г. в общую трактовку пьесы крупных изменений не внесла. Зато Чацкий, в новом истолковании В. И. Качалова, обогатился чертами душевной зрелости и глубины.

Революционная эпоха поставила труднейшие задачи перед всеми драматическими театрами, ставящими «Горе от ума», и перед театроведами и литературоведами, теоретически и исторически осмысляющими проблему сценического воплощения комедии Грибоедова. На первых порах были ошибки, уклоны и вредные крайности, медленно и болезненно изживавшиеся.

3 . Постановка театр В. Э. Мейерхольда 1928 год

Формалистическое трюкачество и вульгарно-социологические извращения в наиболее крайней форме проявились в постановке «Горя от ума» в театре В. Э. Мейерхольда (1928). Постановщик позволил себе своевольное отношение к грибоедовскому тексту и не только вносил в окончательный текст отрывки ранней редакции (начиная с заглавия: «Горе уму»), но и выбрасывал фразы и целые речи, реплики одного персонажа передавал другому, вводил в текст не принадлежащие Грибоедову вставки и т. д. Стройная четырехактная композиция пьесы была расколота на 17 «эпизодов». Введены небывалые у Грибоедова персонажи (гитарист, содержательница кабачка, аккомпаниатор, дворецкий, сенатор, семь приятелей Чацкого, старая нянюшка и т. п.). Вставлены необычные сцены и интермедии: ночной кабачок, урок танцев, стрельба в тире.

4 . Постановка Н. О. Волконского 1930 год

3 февраля 1930 года состоялась премьера "Горе от ума" в малом театре. Ставил спектакль ий,оформлял новый для малого Театра художник И.Рабинович. Несомненно на эту постановку оказал влияние спектакль "горе уму" В.Мейерхольда. С одной стороны, театр полемизировал с этой работой, с другой - пытался развить некоторые ее качества. Главное, о чем заботился режиссер, - это усилени е социального звучания спектакля,разоблачение фамусовской Москвы.

Спектакль вызвал преимущественно критическое отношение. Критик И.И.Бачелис вообще отвергал право Малого театра на эксперимент."Малый театр и эксперимент по существу понятия несовместимые". Попытка осуществить эксперимент, по мнению критика, привела к эклектике. В спектакле присутствовал и водевильный гротеск (образ Скалозуба), и лирическая сентиментальность (Софья), и психологический натурализм (Лиза), и мрачный символизм (Чацкий), а творческого единства не было 12.1.

Большинство актеров также не приняло спектакль. Так, М.Климов решительно отказался играть роль Фамусова. А.Яблочкина,исполнявшая роль Хлестовой,с ужасом вспоминала, что ее,по замыслу режиссера,выносили в кресле и так обносили вокруг гостей. На слова Хлестовой:"А Чацкого мне жаль"-все гости,встав на колени,должны были молиться. Хлестова носила на голове огромную шляпу с перьями, в руке держала посох,платье у нее было черное,отделанное серебром. Трен от платья был равен чуть ли не двум с половиной аршинам. "Он доводил меня на каждом спектакле до обморочного состояния" 12.2

В записях современников находим: "У Грибоедова Лиза вдруг просыпается,встает с кресел, оглядывается". В постановке же Волконского "присутствует очевидный натурализм: Лиза "потягивается, зевает,стонет,валяется по по полу". Далее у Грибоедова Лиза взбирается на стул и передвигает часовую стрелку. В театре же она снимает туфли, "лезет на стул,потом взбирается на горку,где стоят часы".

Фразу "Ну, гость непрошенный" Лиза в спектакле произносит стоя у дверей комнаты Софьи. И получается, что гость непрошенный - это Молчалин. Костюм Лиза носила затрапезный, но ведь Фамусов только вконце пьесы говорит: "Изволь-ка в избу, марш, за птицами ходить". здесь же она "уже в первом первом акте одета так, будто живет в избе".

У Грибоедова Скалозуб - скалит зубы. "Это широкая улыбка,а не грохочущий хохот. неужели по-своему очень неглупый Фамусов пустил быв свой дом фельдфебеля? Скалозуб глуп, но воспитан." Графиня- бабушка - нерусская, она заменячет "д" на "т" : "труг, "солтата", "та в могилу", заменяет "б" бувой "п" : "пыл", " с пала",заменяет "ж" буквой "ш" : "залошило", "скаши", "пошар".12.3

Н.К.Пиксанов, один из известнейших исследователей творчества грибоедова, вспоминая виденный им спектакль,рассказывал,Что второе действие открывалось интермедией "Обжорство Фамусова". "Появляющиеся на балу гости кружились в каком-то балетном движении, на авансцену выдвигались какие-то аллегорические фигуры,Чацкий (его играл Мейер) был представлен не как молодой челове,светский дворянин декабристской ориентации, а как разночинец,бедно одетй, чуждый барскому быту:близкий дворне Фамусова" 12.4

Фотографии из Музея театра дают представление о мизансценах, декорациях и костюмах спектакля.

Первый акт. Налево лестница, ведущая на антресоли, вцентре на колонне часы,напоминающие башенные, похожие на башенные, под колонной круглая скамья. На стенах висят нарочито уродливые портеты фамусовской родни. Софья, Молчалин, Лиза находятся на переднем плане, сзади помещены челядь. Лиза (артистка Малышева) предстает на фотографии здоровой, веселой деревенской девушкой. В отличии от нее Софья, которую играла С.Фадеева, явно манерна. Молчалин - Н.Анненков одет в мундир,на голове у него кок. У Скалозуба- А.Ржанов, такой же большой,почти клоунский кок, лицо украшают баки,брови подняты, что придает лицу выражение удивления. Репетилов - А.Отсужев носил на шее большой белый бант. Явно эксцентричны г.D. - артист Н.Соловьев, низенький,одетй в мундир, с лентой через плечо, и г.N., наоборот,с вытянутой головой- артист Эрдок.

По поводу этой постановки обширную рецензию написал А.Луначарский. Прежде всего критик убежден, что Малый театр "более всех других обязан рядом с яркими современными пьесами давать для нашего нового зрителя и для нашей молодежи классический репертуар в возможно более четком и художественном исполнении". Для Луначарского представляется чрезвычайно важным стремление театра отойти от рутины, возможность интерпретировать по-новому, по-своему. И именно по этому он готов поддержать Волконского, несмотря на спорность его постановки. Волклнский хотел найти психологическое оправдание каждого слова и поступка действующих лиц. "Для того, чтобы придать празднику праящего класса (о сцене бала) подлинное психологическое содержание и сделать из него страшное явление, о которое разбился Чацкий в первый же день, когда он вернулся глотнуть "сладкого дыма Отечества", необходимо выразительно окарикатурить весь этот акт. Это и сделано Волконским. Поэтому я отвергаю всякие обвинения в нарушении им единства стиля".12.4

Луначарский рассматривает также образы. В очках,в мешковатом сюртючке, В.Мейер (Чацкий) оказался "вполне на высоте поставленной ему задачи. Он нервен, он несчаслив. Даже медленный темп,продиктованный "проработкой" каждого слова, не мешает горячности его интонаций, их огромной страдальческой искркнности доходить до публики".12.4 Не удалась С.Фадеевой Софья. "В ней не было даже "обаяния",которое хоть как-нибудь оъясняло бы отношение к ней Чацкого. это слабое место всей постановки". Фамусов в исполнении С.Головина был отвратительным и злым стариком. "Это прежде всего потаскун, лицемер, ханжа, тиран, черный реакционер. Это вместе с тем и льстец и подхалим....У Головина есть барин - самодур. Но барски стильное, почти эстетное испарилось, а самодурское, азиатское передано с рельфом, иногда даже прехлестывающим реализм и впадающим в карикатуру. прибавьте к этому большое разнообразие интонаций и скупптурность жеста, и вы поймете, что головин одержал хорошую побуду"

Про образ молчалина - актер Н.Анненков трудно понять:"его герой глупый человек или же это Тартюф, имеющий дальние расчеты".12.4

Совершенно очевидно, что, анализируя спектакль, Луначарский прежде всего заботился о современном звучании комедии, об усилении ее социального потенциала.

В 1938 г. Малый театр от неубедительных изысков и парадоксов вернулся на путь реального творчества. Принципы новой постановки «Горя от ума» изложены в коллективной статье П. М. Садовского, И. Я. Судакова и С. П. Алексеева и в более поздней статье постановщика -- П. М. Садовского 10.

В новом спектакле оказались счастливые находки и удачи, начиная с художественного оформления академика Е. Е. Лансере. Находили, что постановка Малого театра счастливо соперничает с одновременной новой постановкой Художественного театра.

Тем не менее и здесь было немало ошибок и излишеств в замыслах и вымыслах режиссуры. Театр допустил контаминацию самой ранней и самой поздней редакций грибоедовского текста. Подлинный грибоедовский сценарий оброс интермедиями и пантомимами, не предуказанными автором, замедляющими темп или снижающими реализм до натурализма. Так, при первом поднятии занавеса -- пантомима пробуждения Лизы, которая потягивается, зевает, стонет, падает на пол, тогда как в ремарке Грибоедова сказано только: «встает с кресел, оглядывается». При распространении слуха о сумасшествии Чацкого одной девице делается дурно, ее ведут на авансцену, сажают в кресла, и вокруг нее опять -- интермедия. На балу у Фамусова в Малом театре так много шума, визга, хохота, что это снижает картину столичных дворянских нравов до уровня провинциальной вечеринки. Для постановки Малого театра характерны преувеличение в мимике, в интонациях внутреннего переживания, гиперболизм внешнего выражения. Жестикуляция у многих исполнителей крайне преувеличена, исполнение часто переходит в гротеск и шарж. Протагонистом спектакля становится Лиза, которая завладевает вниманием публики и старается ее рассмешить. Сняв туфли, она бегает по сцене в чулках, ползает по полу и т. д. Здесь метод постановки от высокой комедии-драмы опускается к легкой комедии и даже к водевилю.

Сложной оказалась литературная и сценическая история образа Софьи. Долгие годы и даже десятки лет исполнение роли Софьи не выдвигало ни одной актрисы, и это не было случайностью. Играть семнадцатилетнюю Софью должна актриса молодая, навыков же, артистической зрелости и продуманности требуется как от самой опытной, пожилой актрисы. По преданию, некоторые актрисы первое время отказывались играть Софью. В образе Софьи, которую многие авторитетные ценители литературы находили неясной, заключено сложное и трудное сочетание трех психических рядов: глубокой, сильной, горячей натуры, внешней книжной сентиментальности и развращающего общественного воспитания. Это сочетание основательно затрудняло и критику, и постановщиков, и исполнительниц роли.

Верную трактовку образа Софьи, исходящую из суждений Гончарова, находим у П. М. Садовского: «Умный Чацкий.любит пустую Софью, влюбленную в ничтожного Молчалина. В таком упрощенном толковании грибоедовских образов, свойственном большому числу постановок, коренится причина ряда нелепостей. Если Софья пустая и глупая, манерная и злая девушка, невольно возникает сомнение в уме Чацкого... Любовь его становится естественной, если перестать видеть в Софье холодную и пустую кокетку. Мы сознательно убираем поэтому черты жестокости и сухости в образе Софьи, мы очеловечиваем ее».

В январе 1941 г. в ленинградском Театре имени Пушкина постановщики Н. С. Рашевская и Л. С. Вивьен учли обширный новый опыт и к участию в спектакле привлекли таких выдающихся артистов, как Е. П. Корчагина-Александровская, В. А. Мичурина-Самойлова, выдвинули молодых исполнителей: Т. Алешину (Софья), В. Меркурьева (Фамусов). Спектакль был освежен некоторыми новыми мизансценами. В постановке немало эпизодов, разработанных с приближением к тому высокому реалистическому стилю, в котором создано само произведение Грибоедова. Однако и ленинградский театр в своем стремлении к «освежению» постановки допустил немало излишеств.

В юбилейном 1945 г. около сорока театров откликнулись постановками комедии Грибоедова. Своеобразием юбилея явилось включение в эту работу ряда национальных театров.

5 . Постановка Г.А.Товстоногова 1962 год

В традициях В. Э. Мейерхольда осуществлена постановка «Горя от ума» Г. А. Товстоноговым в ленинградском Большом драматическом театре имени М. Горького (1962).

В отмену грибоедовских четырех мест действия у Г. А. Товстоногова пьеса разыгрывается в каком-то одном помещении неопределенного вида (то ли в колонном зале, то ли в вестибюле). Вращающийся планшет доставляет на сцену то одну, то другую инсценировку-интерьер. Второе и третье действия самовольно слиты воедино. Сосредоточенный грибоедовский сценарий прерывается многочисленными интермедиями и пантомимами, буффонадами и штукарством. Например, на сцену выпускается одновременно два Загорецких, чтобы показать вездесущесть этого персонажа. Из пьесы вытесняется высокий грибоедовский реализм -- бытовой, психологический, социальный. Социально-психологический тип Чацкого, молодого, декабристски настроенного дворянина, подменен маской какого-то социально-упрощенного, бесхарактерного персонажа Московский театр на Таганке под названием «Горе от ума -- Горе уму -- Горе ума», режиссёра Юрия Любимова. премьера состоялась в сентябре 2007г. Любимов заметно сократил пьесу Грибоедова, в программе читаем: "Комедия в 1 действии".Итак,о постановке.

Все девушки - на пуантах и в пышных балетных платьях. Декорации, придуманные Рустамом Хамдамовым, - светлые, легкие, полупрозрачные: это почти невидимая мебель из пластика и множество узких занавесок-жалюзи, которые то скрывают от нас героев, оставляя от них таинственные тени, то распахиваются, представляя просторный балетный зал, где толпятся чудаковатые гости Фамусова. Героев Грибоедова можно узнать без труда, хотя режиссер каждого наградил целым букетом странностей и комических "изюмин". Князь Тугоуховский - нелепая кукла с ярко накрашенными губами и марлей вместо лица, господин Д - всклокоченный коротышка-сумасшедший, Наталья Дмитриевна - красавица и балетная прима (ее играет-танцует балерина Илзе Лиепа), полковник Скалозуб - перезревший гусар с кручеными усами, эполетами и шпагой в ножнах. По дому Скалозуб передвигается исключительно маршем, используя в качестве строевой гусарские песни Дениса Давыдова ("Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской, Сабля, водка, конь гусарский, С вами век мне золотой!"). Он еще крепок и молод, вполне подходящий жених для Софии - этой изможденной балетными "па" девицы, влюбившейся в Молчалина из-за банальной нехватки мужчин в светском обществе.

Папенька Фамусов - большой чиновник, а вовсе не маразматик - давно приметил сексуальный голод своей дочурки (он сам грешен, наравне с Молчалиным активно домогается пухлой служанки Лизаньки, но она умна и строга). Он сторожит Софью по ночам, мешая свиданиям со смазливым секретарем, и при первой же встрече пытает Чацкого: не хочет ли он женится, стоит только попросить...

Но Чацкий (Тимур Бадалбейли) отнюдь не романтик. Военизированная одежда, зеленый (по контрасту с черно-белыми костюмами остальных) френч, бритая наголо голова, очки - по всему видно сухого интеллектуала, философа с жестким характером. В начале он похож на солдата, только что вернувшегося с войны, а потом - на некоего ревизора, ведущего наблюдение за нравами москвичей. Лавстори или комедия с его участием никак невозможна. Спектакль оборачивается социальной сатирой, бесстрастной и строгой, как приговор суда.

"Что нового покажет мне Москва?" - по-воландовски интересуется Чацкий в начале спектакля. Он не валится к ногам Софьи - ах, почему вы так холодны? - а заглядывает в ее глаза пристальным взглядом скептика: "В кого вы там влюблены? Ах, в Молчалина! Вот так потеха." На балу Чацкий держится от всех в стороне, принципиально не затевает страстных диалогов, не мечет бисер перед свиньями. В общем-то, ему одинаково наплевать на всех, включая Софью и Фамусова. "Душа здесь у меня каким-то горем сжата, И в многолюдстве я потерян, сам не свой", - довольно спокойно замечает Чацкий: в голосе ни надрыва, ни боли, ни слез. "Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок. Карету мне, карету", - говорит в финале Чацкий сам себе, усаживаясь на стул, словно на коня. Это точка в его исследовании: столичные нравы ему не по вкусу. Здесь все корыстно, фальшиво и даже локоны сделаны из пластмассы, фи!

Любимов очень тщательно поработал со словом, хотя и сильно сократил пьесу. Актеры то чеканят стихи, укладывая их на музыку Шопена, Стравинского, вальсы Грибоедова, а то читают, словно прозу: тогда каждое слово проникает в сознание заново, а не пробалтывается в воздух, как обычно при чтении. И в то же время спектакль вышел очень современным. "Пластиковые стулья, зонтики с подсветкой, как в профессиональных фото-студиях, лысый Чацкий и песня "Москва, звонят колокола!", которую ни с того ни с сего затягивают Фамусов со Сколозубом, - все это о нас и про нас, как бы мы не открещивались от приговора. Посмеяться на спектакле вряд ли получится, а испытать интеллектуальное и эстетическое удовольствие от нестареющей классики - несомненно удасться".

Заключение

драматический театр постановка грибоедов

Долгие годы неустанной работы над сценическим воплощением «Горя от ума» позволили достигнуть ценных результатов. В настоящее время постановщики, актеры, театральные художники располагают богатейшим наследием. Прежде всего -- подлинным, достоверным, бесспорным текстом «Горя от ума ». Путем кропотливой работы многих десятилетий, после тщательных поисков авторских и авторизованных текстов, после скрупулезной текстологической работы над каждым словом и знаком препинания, после споров и дискуссий мы получили подлинный авторский текст, освобожденный от примесей и искажений.

Тщательное прочтение подлинно грибоедовского текста дает, само по себе, и постановщику и актеру все основное, необходимое для сценического воплощения пьесы. Театр располагает также хорошо разработанными биографическими, историческими, историко-бытовыми, историко-театральными материалами. Специальная театроведческая литература по «Горю от ума» так богата, как никакая иная специальная литература по постановкам шедевров русской драматургии. Теперь каждый новый исполнитель роли Фамусова, Чацкого, Софьи, Молчалина, Лизы, Скалозуба располагает большим наследием театрального опыта и театроведческой мысли.

Подобные документы

История постановок комедии Н.В. Гоголя "Ревизор". Формирование сценической судьбы пьесы. Характеристика действующих лиц произведения. Культурное влияние "Ревизора" на литературу и драматургию, отношение зрителей к его постановкам в прошлом и настоящем.

презентация , добавлен 17.12.2012


Творческая биография Мейерхольда В.Э, его актерская и режиссерская деятельность, постановки, новаторские идеи и замыслы. Понятие и этапы становления "Уличного театра". Постановка пьесы "Мистерия-буфф". Футуристический образ зрелища на сцене нового театра.

курсовая работа , добавлен 21.01.2014


Общая характеристика театра В.С. Розова и анализ направления социально-психологической драматургии в его искусстве. Выявление чеховского начала в пьесах В.С. Розова, анализ бытовых особенностей и основных отличий постановок театра от других драматургов.

реферат , добавлен 09.12.2011


Этапы становления реалистического театра. К.С. Станиславский и его система. Жизнь и творчество В.И. Немировича-Данченко. Влияние А.П. Чехова и А.М. Горького на развитие Художественного театра. Постановка спектаклей "Мещане" и "На дне" на его сцене.

курсовая работа , добавлен 10.04.2015


Теоретические основы формирования имиджа. Театральный костюм и аксессуары как один из способов формирования внешнего имиджа театра. Театральные аксессуары, практика их использования в формировании имиджа тетра на примере постановок Театра Романа Виктюка.

дипломная работа , добавлен 22.11.2008


Творчество Кирилла Серебренникова как искусство, отражающее социальные проблемы. Ключевые тенденции русского театра и кинематографа. Анализ постановок К. Серебренникова в рамках "новой драмы", оценка влияния творчества режиссера на это направление.

курсовая работа , добавлен 17.05.2015


История формирования и развития Казахского государственного ансамбля народного танца, его современное состояние и дальнейшие перспективы. Творческий состав театра, анализ его репертуара и концертная деятельность, специфика постановок и популярность.

реферат , добавлен 12.07.2010


Истоки древнегреческой драмы, ее отличительные особенности, яркие представители и анализ их произведений: Эсхил, Софокл, Еврипид. Театр в эпоху эллинизма. Устройство театра: архитектура, Актеры, маски и костюмы, хор и зрители, организация постановок.

курсовая работа , добавлен 21.10.2014


История становления режиссерского таланта Романа Виктюка и полученные им награды. Особенности постановок режиссера. Спектакль "Саломея" как визитная карточка театра и мнение о нем художественных критиков. Неоднозначность оценки творчества Виктюка.

контрольная работа , добавлен 23.10.2015


Исследование жизненного пути и творчества хореографа и балетмейстера Евгения Панфилова. Анализ особенностей развития движения современного танца в России. Обзор его деятельности художественным руководителем театра. Описания балетных постановок и наград.