Церковная политика. Правление Екатерины II. Политические аспекты Оценка правления императрицы

В целом в России при Екатерине II (1762-1796) проводилась политика религиозной терпимости. Представители всех традиционных религий не испытывали давления и притеснения. Так, в 1773 году издаётся закон о терпимости всех вероисповеданий, запрещающий православному духовенству вмешиваться в дела других конфессий; светская власть оставляет за собой право решать вопрос об учреждении храмов любой веры.

Вступив на престол, Екатерина отменила указ Петра III о секуляризации земель у церкви. Но уже в феврале 1764 г. вновь издала указ о лишении Церкви земельной собственности. Монастырские крестьяне числом около 2 млн. чел. обоего пола были изъяты из ведения духовенства и переданы в управление Коллегии экономии. В ведении государства вошли вотчины церквей, монастырей и архиереев. На Украине секуляризация монастырских владений была проведена в 1786 году.

Тем самым духовенство попадало в зависимость от светской власти, так как не могло осуществлять самостоятельную экономическую деятельность. Екатерина добилась от правительства Речи Посполитой уравнения в правах религиозных меньшинств -- православных и протестантов.

При Екатерине II прекратились преследования старообрядцев. Продолжая политику свергнутого ею супруга Петра III, императрица поддержала его инициативу возвращения из-за границы старообрядцев, экономически активного населения. Им было специально отведено место на Иргизе (современные Саратовская и Самарская области). Им было разрешено иметь священников.

Свободное переселение немцев в Россию привело к существенному увеличению числа протестантов (в основном лютеран) в России. Им также дозволялось строить кирхи, школы, свободно совершать богослужения. В конце XVIII века только в одном Петербурге насчитывалось более 20 тыс. лютеран.

За иудейской религией сохранялось право на публичное отправление веры. Религиозные дела и споры были оставлены в ведении еврейских судов. Евреи, в зависимости от имеющегося у них капитала, причислялись к соответствующему сословию и могли избираться в органы местного самоуправления, становиться судьями и прочими госслужащими.

По указу Екатерины II в 1787 году в типографии Академии наук в Петербурге впервые в России был напечатан полный арабский текст исламской священной книги Корана для бесплатной раздачи "киргизам". Издание существенно отличалось от европейских прежде всего тем, что носило мусульманский характер: текст к печати был подготовлен муллой Усманом Ибрахимом. В Петербурге с 1789 по 1798 год вышло 5 изданий Корана. В 1788 году был выпущен манифест, в котором императрица повелевала "учредить в Уфе духовное собрание Магометанского закона, которое имеет в ведомстве своем всех духовных чинов того закона, … исключая Таврической области". Таким образом, Екатерина начала встраивать мусульманское сообщество в систему государственного устройства империи. Мусульмане получали право строить и восстанавливать мечети.

Буддизм также получил государственную поддержку в регионах, где он традиционно исповедовался. В 1764 году Екатерина учредила пост Хамбо-ламы -- главы буддистов Восточной Сибири и Забайкалья. В 1766 году бурятские ламы признали Екатерину воплощением бодхисаттвы Белой Тары за благожелательность к буддизму и гуманное правление.

П. Маккавеев

Религиозно-церковные воззрения императрицы Екатерины II

Художник Д.Г. Левицкий

Личность Екатерины еще мало объяснена и мало понята, хотя потомство для великой императрицы уже давно наступило. Но великий образ не забыт. Порою события дня вновь вызывают его из сумерек недалекого прошлого и побуждают пристально всмотреться в него и изучить его отдельные черты. Конечно, не все черты этого образа одинаково интересны и одинаково заслуживают внимания, но несомненно, что черты религиозно-церковной жизни Екатерины нельзя отнести к неинтересным и неважным, хотя нужно сознаться, что историческому воспроизведению они поддаются не легко, так как не получили цельного, полного и ясного отражения в исторических памятниках.

Сама Екатерина не оставила после себя полных автобиографических записок. Ее «Memoires» обнимают почти только отрочество и юность, оканчиваясь первыми годами царствования, и ничего не говорят о дальнейшей эпопее жизни великой императрицы. Не имея, таким образом, под руками документа, по которому можно было бы следить шаг за шагом за развитием личности государыни и на основании собственных признаний писательницы составить представление о внутреннем облике ее душевной жизни, – приходится пользоваться отрывочными замечаниями, разбросанными среди ее обширной корреспонденции, случайными выражениями, наконец, очень скудными заметками современников. В данном случае трудность работы увеличивается еще тем, что предметом ее служат не какие-либо иные, а именно религиозно-церковные воззрения Екатерины II, т. е. одна из интимных сторон жизни императрицы, которые не всем могли быть открыты для наблюдения. Отсюда оказывается нужным разбираться в тех противоречиях, которые естественно возникали в ее словах и поступках касательно религиозной жизни, и смягчать ту разницу, которая подчас сквозит у нее между словом и делом.

Обладая умом преимущественно практическим, Екатерина II мало интересовалась вопросами теоретическими. В этом отношении у нее большое сходство с ее «великим дедом» Петром I, по стопам которого она обещалась следовать в самом начале своего царствования. Ошибочно было бы поэтому думать, что увлечение императрицы философией энциклопедистов могло быть всецелым и настолько глубоким, чтобы в корне изменить ее воззрения; с уверенностью можно сказать, что оно редко переходило границы чисто практической жизни. «К чести императрицы нужно сказать, – пишет один исследователь Екатерининской эпохи, – что она, пользуясь для прославления России модными философами, как органами общественного мнения, не увлекалась их утопиями, не становилась безусловно под их влияние, но с здравым практическим тактом умела отличить в их идеях полезное от бесполезного и неприложимого». И если императрицу Екатерину обвиняют, однако, в религиозном либерализме и вольномыслии, то это делается большею частью скорее путем догадок и умозаключений, чем путем строго проверенных данных. Действительно, зарево всякого рода антирелигиозных идей и увлечений слишком ярко горело на умственном горизонте того времени, чтобы не бросить зловещих лучей на тех, кто близко подходил к этому горизонту. Не избежала этого и Екатерина. Современников смущала близость императрицы к философам-энциклопедистам, а эта доходящая до интимности переписка ее с безбожником Вольтером положительно заставляла ревнителей благочестия высказывать подозрительные суждения. Но Екатерина хорошо понимала истинную цену своей переписки, а потому все подозрения только раздражали ее, и когда она узнала, что какое-то лицо (полагают, Платон) косо смотрит на ее переписку с Вольтером, то не без раздражения ответила: «Вы можете ответствовать, что менее всего ожидать надлежало благотворительной руке от святительской особы осыпанной, отличенной и возведенной щедростью и щедротами, – безрассудной толк известной переписки, которой лишь одно злобой наполненное сердце может дать кривое толкование; понеже сама собою та переписка весьма невинна, в такое время, когда 80-летний старик старался своими по всей Европе жадно читаемыми сочинениями прославить Россию, унизить врагов ее и удержать деятельную вражду своих соотчичей, кои тогда старались распространять повсюду язвительную злобу против дел нашего отечества, в чем и преуспел. В таком виду и намерении письма писанный к безбожнику, кажется, не нанес ли вреда ни церкви, ни отечеству».

Рассудительная и осторожная, Екатерина менее всего способна была увлекаться химерическими идеями; в ней было слишком много того «здравого смысла», который она так высоко ценила и рекомендовала против всяких увлечений. А между тем императрицу-философа один из современников прямо укорял в безбожии и лицемерном ханжестве. ««Elle n’a aucune reli gion, mais elle contrefait la devote», – говорил про нее полупрезрительно, полунасмешливо Фридрих Прусский. <…> На самом же деле ни энциклопедист Дидро, ни ярый материалист Гельвеций, сочинение которого «De l’esprit» Екатерина сделала своей настольной книгой, не могли вытравить в ней религиозного чувства. «J’aime ? dire avec Racine», – обратилась она однажды к своему домашнему секретарю Храповицкому:

Celui, qui met un frein ? la fureur des flots

Sait aussi des medians arreter des complots.

Soumis avec respect ? la volonte sainte

Je crains Dieu, cher Abner, et n’ai point d’autre crainte.

Последний стих, по словам Храповицкого, императрица любила повторять. Очевидно, религиозное чувство всегда жило в ней, и в нем она находила опору против всякой «crainte».

Вопрос в том, насколько это чувство захватывало глубины ее душевной жизни; много ли места в жизни отводила она религии. В этом отношении очень характерны следующие два выражения царственной писательницы. В письме к Вольтеру от 11 августа 1765 г. она замечает: «Моим девизом – пчела, которая, перелетая с одного растения на другое, собирает мед для своего улья, и при том надпись: полезное». Вот ключ к определению истинных отношений Екатерины к Вольтеру и др. и в то же время средство для определения основного тона ее душевной жизни. Тут виден строго утилитарный ум, который все направляет к определенной практической цели; виден человек, который не позволит, чтобы какое-либо чувство, хотя бы религиозное, всецело завладело им. Всему должно быть свое время и свое место, и религия остается лишь одной из тех сторон человеческой жизни, которые заслуживают «уважения». Так смотрела Екатерина на религию. В одной из заметок, в которых императрица любила выражать рождавшиеся в ее голове мысли, она, еще будучи великой княгиней, говорит, между прочим: «Не делать ничего без правил и разума: не руководить себя предрассудками; уважать веру, но никак не давать ей влияния на государственные дела; изгонять из совета все, что отзывается фанатизмом, и извлекать наибольшую по возможности пользу из каждого положения для блага общественного». Характерно это выражение – «уважать веру», равно и вся заметка, являющаяся как бы схематической программой всей политической деятельности будущей императрицы. В этом выражении невольно сказалась вся религиозная психика Екатерины. Это – не индифферентизм, для которого «вера всякая чиста и хороша»: не холодное равнодушие рационалистической натуры; тут виден лишь человек, который рассматривает религию только как одну из ценностей и потому пользуется ею наряду с другими для благоустроения жизни. Религия – дело хорошее, но она является только одною из потребностей человеческого духа, а поэтому должна занимать в жизни человека лишь один определенный уголок, а не заполнять всего поля его деятельности.

Такой чисто рассудочный взгляд на религию был вполне естественным для Екатерины, холодный, логический ум которой был развит значительно в ущерб сердцу Женщина с философским складом ума, Екатерина не могла не подчинять контролю разума и своей религиозной жизни. Правда, этот контроль не всегда был безошибочен в области ее религиозной политики, но, вместе с тем, он предохранил ее как от беспочвенного мистицизма, так и от неразумного фанатизма. «По самому складу ума, холодного и наклонного к рационализму, – говорит Пыпин, – Екатерина не понимала и не любила ничего туманного и мистического; ей казалось, что всякое мистическое направление мысли есть всегда заблуждение». Это непонимание всего таинственного и прямо-таки полная вражда к мистическому лучше всего отразились в отношениях Екатерины к масонству. Масоны встретили непонимание своего дела со стороны этой последней. Осмеянию масонов она посвятила три комедии. Карикатурное изображение масонов с их мистицизмом и аскетизмом наряду с некоторыми действительными нелепостями начинается в «Обманщике», увеличивается в «Обольщенном» и переходит, наконец, в пародию в «Шамане сибирском». Для императрицы представляется положительно непонятным увлечение некоторой части общества мистицизмом. Ей кажется, что увлечение это навеяно извне, занесено разными шарлатанами на русскую почву, для самих же русских оно должно быть чуждо по самой природе русского духа. Поэтому-то и масоны делятся у нее на два разряда: обманщиков и обманутых, шарлатанов и пройдох и обойденных глупцов. Для образчика отношений Екатерины к мистицизму масонов можно привести следующую сцену разговора между двумя действующими лицами в комедии «Обольщенный» – Бритягиным и Радотовой матерью. Радотова мать, возмущаясь всем тем, что происходит в доме ее сына, говорит:

Что здесь ежедневно происходит, того глаза мои более терпеть не могут…

Бритягин: Что же такое?..

Радотова мать: Где все то пересказать… иной ходя явно бредит… и вздор несет… другой шепчет, говорит будто с духами… чертями, что ли, населили дом (плюет)… даже и ребятам нелепость сажают в голову…

Радотова жена: Ребятам?..

Радотова мать: Да, ребятам… пришла ко мне в горницу внучка моя Таисия, увидела на столе предо мною стоит стакан с цветами, она начала целовать листочки; я спросила, на что? Она на то сказала, что на каждом листе душок обитает!., и будто на булавочном конце несколько тысяч умещается!., я от страха обмерла!., век чего мы боялись!., предков наших в ужас приводило!., от чего отплевывались!.. чего слышать не хотели, и от чего уши заграждали!., тем ныне самовольно окружаются!., и щенки уже возятся!., развращение ведь это сущее!..

Бритягин (к жене Радотова): У меня, сестрица, запрещено мамам и кормилицам накрепко детей моих пугать подобными сказочками и с ними говорить о небывалых чудовищах.

Чуждаясь всего мистического, которое было мало понятно ее уму, Екатерина, вместе с тем, строго судила и тех людей, которые, погрузившись всей душой в чисто обрядную, внешнюю сторону религии, находят в религии все очень понятным и простым. Для осмеяния таких приверженцев обрядового благочестия, которые не в состоянии отличить веры от суеверия, императрица написала комедию «О, время!». Автор комедии заставляет служанку Мавру так отзываться о своей барыне г-же Ханжахиной: «Кто добродетелей ищет в долгих молитвах и наружных обыкновениях и обрядах, тот барыню мою без похвалы не оставит». Екатерина объясняла невежеством излишнее пристрастие некоторых к обрядовой стороне религиозной жизни. В этом смысле она защищала греческую религию против обвинений аббата Шаппа, который в книге о совершенном им путешествии по Сибири обвинял русских в слишком грубом понимании христианства.

Но этот принцип объяснения она прилагала иногда и к таким явлениям, которые бывают простым выражением высокого религиозного чувства. В дневнике Храповицкого под 31 янв. 1789 г. записан такой факт: «По полученному от Еропкина донесению о схваченном бродяге, называвшемся монахом Захарием, велено снять с него железные вериги, потому что не должен никто сам себя изнурять или себе вредить, и хотя дело уважения не великого достойно, но понеже он фанатик, то нужно скорее исследовать». Конечно, бродяжничество Захарии требовало соответствующего возмездия, но характерно, что с него велено было снять вериги не почему-либо иному, а именно потому, что «не должен никто сам себя изнурять», и что Захария был фанатиком. Фанатизм и аскетизм ставятся на одну доску, как проявления невежества. Действительно, аскетизм был слишком чужд блестящему веку Екатерины с его несмолкаемыми победными кличами, шумными пирами, триумфальными шествиями и т. п. Сама Екатерина, с ее живым, веселым темпераментом, полным жизнерадостности, была слишком далека от аскетизма, чтобы сочувствовать ему. Понятно поэтому ее ироническое подсмеивание над масонами с их стремлением к внутреннему совершенству посредством самопознания и укрощения страстей. Увлекаясь аскетизмом, масоны удаляются от мира, заботятся только о личном душевном спокойствии и становятся, таким образом, эгоистами, – вот обвинение, которое возводит Бритягин на Радотова в комедии «Обольщенный», обвинение, как известно, самое ходячее на устах всех противников аскетической и отшельнической жизни. «Позволь сказать, – обращается Бритягин к Радотову, – что я с ужасом смотрю на твой новый образ мысли, он истребляет в тебе равномерно естественные связи и рожденные с человеком чувства». Екатерина была даже не прочь видеть в аскетизме косвенное влияние фанатизма, как это показывает вышеприведенная выдержка из дневника Храповицкого. Вообще фанатизма, особенно на религиозной почве, Екатерина не терпела и была деятельным врагом его. В письмах к г-же Жоффреи она зло подсмеивается над австрийской императрицей Терезой, благочестие которой, столь известное повсюду, граничило подчас с ханжеством. Фанатиков она называет не иначе как «душевнобольными» – malades d’esprit.

Пропитанная началами широкой веротерпимости, которую выставили на своем освободительном знамени философы XVIII в., зная, к каким последствиям приводил фанатизм на Западе, – императрица-философ не желала обострения фанатизма в своем государстве. Заботясь о благе и спокойствии своих подданных, она ставила эту заботу во главу угла, и на религию готова была смотреть, как на политическую силу. «II faut profiter des opini ons populaires», – сорвалось у нее однажды выражение, записанное Храповицким. Отсюда ее содействие изданию в России алкорана; отсюда ее церковная политика по отношению к инославным исповеданиям, задерживавшая миссионерское дело нашей церкви. Сохранился отзыв императрицы по поводу сенатского доклада о построении в Казани двух мечетей вблизи православных храмов, что Синод находил не удобным и оскорбительным для церкви: «Как Всевышний Бог терпит на земле все веры, языки и исповедания, то и Ее Величество из тех же правил, сходствуя Его святой воле и в сем поступать изволит». Доведенная до болезненной чуткости боязнь фанатических проявлений заставляла, таким образом, императрицу недоверчиво относиться к самой миссии православной церкви среди инородцев и предполагать, что дела миссии не всегда бывают чисты и безупречны, и что миссионеры для подкрепления духовных увещаний порой не прочь употребить и меры более осязательного свойства. А ведь императрица, еще будучи великой княгиней, мечтала избегать предрассудков и «уважать веру».

Самый факт тех затруднений, которые ставились иногда делу православной миссии, и той широкой терпимости, которою пользовалось хотя бы, как сейчас было показано, мусульманство, оставляет вне всякого сомнения, что Екатерина не была горячей ревнительницей православия. Да это и понятно, если иметь в виду, что императрица воспиталась в протестантской семье, под руководством своего отца, благочестивого немецкого князя. А так как это воспитание закончилось еще увлечением философским рационализмом, то вполне естественно, что сделаться всецело и по духу православной для Екатерины было трудно. Немудрено поэтому, что вскоре по приезде своем в Россию по первом ознакомлении с православной церковью, она не усмотрела большой разницы между православием и протестантством, и уроки по Закону Божию под руководством Симона Тодорского, чуждые, разумеется, богословских тонкостей, были для нее как бы уроками протестантского пастора. Вся внешняя сторона православия, которая должна так бросаться в глаза каждому протестанту, казалось ей, не могла идти в счет при сравнении двух вероисповеданий. Поэтомуто в письме к своему отцу от 3 мая 1744 г. молодая принцесса так богословствует: «Так как, – пишет она, – я не нахожу никакого различия между верою греческой и лютеранской, то я решилась переменить религию и пришлю Вам с первою же почтою мое исповедание веры». Что касается обрядов, то «внешние обряды очень различны, но Церковь видит себя вынужденной к тому во внимание к грубости народа».

Однако в продолжение всей своей жизни императрица всегда была примерной исполнительницей обрядов и уставов греческой церкви: посещала богослужение, ежегодно говела и причащалась. Часто служила молебны, ездила на поклонение ев. мощам и пр. За это она подвергалась даже порицанию своих заграничных друзей. «Мне кажется, – читаем в письме к Гримму от 30 сент. 1774 г., – что с тех пор, как Вы приближаетесь к Парижу, Вы начинаете меня критиковать. Теперь уж Вы вздумали осуждать мои молебны. Хвалы Богу Вас сердят, я очень знаю, почему, но не скажу». А пред Вольтером Екатерина защищалась даже в том, что целует руку у священнослужителей. Но, может быть, все это было одно лишь лицемерие, рассчитанное на

чувства народа, которому всегда приятно видеть того на троне, кто является выразителем и опорой самых дорогих его верований? Может быть, здесь сказывалось хитрое уменье «profiter des opinions populaires»? Действительно, такие взгляды иногда высказываются. Но нам кажется, что подобным объяснением нельзя увлекаться и пользоваться им для широких приложений. Чтобы казаться для посторонних наблюдателей благочестивой, для этого не нужно было питаться во время говения одним картофелем, как это делала государыня; не нужно было защищаться пред Вольтером в целовании рук у священнослужителей и т. п. Но нельзя также думать, чтобы Екатерина смотрела на обряд глазами православного русского человека. Если русский так дорожит обрядами своей церкви, то это потому, что он сжился с ними, что под их внешней оболочкой он воспринимал метафизическое содержание религии на протяжении целого ряда веков; форма и сущность, обряд и догмат сливались для него до нераздельности. Чтобы полюбить обряд любовью православного человека, от Екатерины требовалось, таким образом, полное слияние с русской душой во всех ее верованиях, но этого, разумеется, ей недоставало. Оставалось некоторое среднее положение. Так она действительно и сделала. Отводя в религии первое место догме и нравственности, Екатерина не находила чем-то излишним внешней формы религиозной жизни. Исполнение обрядов очень не трудно, а между тем этим исполнением обнаруживается «знак внимания» к церкви. Не безынтересно ее рассуждение относительно поста в письме к г-же Бьельке от 4 мая 1773 г.: «Сожалею об опасениях Ваших насчет поста: я переношу его почти всегда хорошо и принадлежу к числу тех, которые считают баловством не подчиняться этому церковному закону, к которому большинство у нас очень привязано; по мне это знак внимания, ничего мне не стоящий, потому что я люблю рыбу и особенно при тех приправах, с которыми ее приготовляют»*. Коль скоро церковь устанавливает те или другие законы, предъявляет те или иные требования, – их нужно выполнять, хотя бы отдельное сознание могло не соглашаться с этими требованиями. Таковы были, очевидно, подлинные взгляды императрицы на практическую сторону церковной жизни. Она могла иметь на этот счет свои личные мнения, многое могла считать лишним, но давать им простор она не решалась: с одной стороны, церковь их не освящает и не признает, с другой – исполнение обрядов, само по себе не трудное, является знаком внимания к церкви.

Что особые мнения у Екатерины действительно были, это вполне понятно для нее, как протестантки по рождению и воспитанию, и женщины-философа по складу ума и образованию. В сочинении «Antidote», защищая русскую церковь против обвинений аббата Шаппа, утверждавшего, что христианство понимается русским народом грубо внешним образом, она, между прочим, замечает, что «все религии, в которых много внешних обрядов, обычно заставляют простых людей принимать эти обряды за сущность религии». Очевидно, по ее мнению, в греческой церкви таких внешних требований, – pratiques exterieurs , – было настолько много, что они вредили правильному пониманию христианства. Может быть, в душе Екатерина даже не прочь была от реформы внешней стороны жизни православной церкви. Такая догадка находится в полном согласии с теми либеральными проектами реформ русской церкви, которые вносились иногда в Синод. Известен проект обер-прокурора Мелиссино, предлагавшего самые либеральные перемены в церкви вплоть до отмены иконопочитания включительно. Такой смелый шаг едва ли был бы сделан, если бы не было хотя бы безмолвного соглашения с императрицей.

Имея свои личные взгляды на предметы, которые она считала неважными и второстепенными, Екатерина, однако, свято хранила и исповедовала все то, что считается наиболее существенным в религии. Ее оскорбляло подозрение в чистоте ее православия. Возвратясь однажды после исповеди в свои покои, она с удивлением рассказывала Храповицкому, своему домашнему секретарю: «Вопрос на исповеди странный, какого никогда не делал: веруешь ли в Бога? Я тотчас сказала tout le sim bole , а ежели хотят доказательств, то такие дам, о коих они и не думали. Я верю всему, на семи соборах утвержденному, потому что св. отцы тех времен были ближе к апостолам и лучше нас все разобрать могли». Екатерина отлично сознавала, что истина христианства сохранилась в православии, и заметила об этом даже в письме к Вольтеру. По поводу перехода в православие невесты Павла Петровича, принцессы Дармштадтской, она писала к Вольтеру: «Не могу оставить Вас в неведении об обращении этой принцессы заботами, ревностию и убеждением епископа Платона, который принял ее 15 авг. в лоно кафолической вселенской церкви, единой православной (seule vraie croyenten), сохранившейся на востоке. Порадуйтесь нашей радости и пусть это послужит Вам утешением в такое время, когда западная церковь опечалена, разделена и занята достопамятным уничтожением иезуитов». Приведенное место слишком важно для характеристики отношений Екатерины к православию, чтобы не остановиться на нем и не предупредить возможных возражений. В самом деле, не самолюбие ли продиктовало слова о сохранении истинного христианства в православии? Может быть, Екатерина просто лишь хотела хвастливо подчеркнуть перед Вольтером, что-де в ее только государстве сохранилась истинная форма христианства, тогда как искреннего убеждения в том у нее не было? Так некоторые готовы думать, но вряд ли достаточны приводимые ими психологические основания. Известно, что Екатерина очень ревниво оберегала тот ореол, которым окружалось ее имя за границей, что она очень дорожила мнением о себе своих заграничных друзей, создавших отчасти этот ореол, – даже более: в своей переписке она впадает подчас в заискивающий тон, лишь бы не потерять себя во мнении философов. Но могла ли Екатерина говорить Вольтеру о истине православия, не рискуя вызвать ироническую улыбку на устах этого «фернейского злого крикуна»? Очевидно, так говорить Екатерина могла не по самолюбию, но по убеждению и даже в ущерб самолюбию. Таковы были взгляды и отношение к церкви со стороны Екатерины, как частного человека и простого члена церкви. Посмотрим, как она относилась к церкви, как известному институту, находящемуся рядом с институтом гражданским, т. е. государством, и вступающему с ним в известное взаимоотношение; как относилась она к этому институту в сане могучей повелительницы многомиллионного государства.

Нужно помнить, что освободительная философия XVIII в., которою так увлекалась русская императрица, поставила одной из своих главных задач упорную борьбу с клерикализмом. Хотя в России никакого клерикализма не было, однако церковная политика Екатерины приняла такой характер, что ее можно рассматривать как отголосок антиклерикального движения на Западе. Идея полного подчинения церкви государству лежала в основе всех отношений Екатерины к церкви. Вступив на русский престол, она быстро освоилась с представлением о себе как «главе» греческой церкви, и в переписке с Вольтером очень часто любила награждать себя этим лестным эпитетом. И действительно, бывшая княгиня-протестантка очень скоро вошла в роль «главы церкви». В речи к Синоду вскоре после заточения Арсения Мациевича Екатерина позволила себе высказаться очень смело, назвав членов Синода не служителями алтаря, не духовными сановниками, но «государственными особами», для которых «власть монарха должна быть выше закона евангельского»*. Как глава церкви, она заточила доблестного Арсения Мациевича; как глава церкви, она произвела отобрание церковных имуществ; как глава церкви, она игнорировала русское духовенство, не вызвав из его среды депутатов в известную комиссию для составления уложения; наконец, как глава церкви, она поступала и тогда, когда тормозила дело развития православной миссии, наир, в Казани. Таким образом, в своей церковной политике Екатерина была всецело на стороне того подавляющего перевеса и вмешательства светской власти в дела церкви и религии, которые впервые так открыто и решительно стал применять Петр Великий.

В заключение нельзя не сказать несколько слов по поводу тех немногих фактов, сохранившихся в письмах Екатерины и дневнике Храповицкого, которые представляют славную императрицу в несколько несимпатичном для простого верующего человека свете. «Я Вас должна благодарить, – пишет она г-же Жоффреи, – за мистический Ваш поцелуй; в молодости я так же по временам предавалась богомольству и была окружена богомольцами и ханжами; несколько лет тому назад нужно было быть или тем или другим, чтобы быть в известной степени на виду; не думайте, однако, чтобы я была в числе последних, я никогда не лицемерила и ненавижу этот порок». По-видимому, автор смеется над молитвой; на самом же деле речь идет лишь о некотором охлаждении того религиозного пыла, который нередко, появляясь в юности, потом в зрелом возрасте переходит в спокойное и устойчивое, всегда ровное и чуждое елейной сантиментальности религиозное настроение. В своей даже интимной жизни, когда ее никто не наблюдал, кроме самых близких лиц, Екатерина обращалась к молитве в важных случаях. У Храповицкого сохранилась не одна заметка вроде следующей: «Перекрестились, подписывая указ». Кроме упомянутого письма к Жоффреи, можно указать еще на следующее место у Храповицкого: относительно какой-то эпитафии, сочиненной императрицей, автор дневника замечает: «Епитафия чиста и смела в рассуждении веры». Упомянутая эпитафия была естественна и извинительна для Екатерины с ее несомненной склонностью к «колебаниям», когда вдобавок вся умственная атмосфера, которою дышало образованное общество, была насквозь пропитана скептицизмом.

Одно нужно сказать про церковно-елигиозные воззрения Екатерины II, что и в этих воззрениях сказалась ее властная натура, ничему не подчинявшаяся слепо, но любившая всем повелевать и во всем давать себе отчет.

1904 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Тайные общества и секты [Культовые убийцы, масоны, религиозные союзы и ордена, сатанисты и фанатики] автора Макарова Наталья Ивановна

Раздел 2. Религиозно-просветительские тайные

Из книги Византийцы [Наследники Рима (litres)] автора Райс Дэвид Тальбот

Церковные соборы по ересям Первый такой собор собрался в 325 году в Никее, чтобы обсудить арианскую ересь. Арий, влиятельный и образованный вероучитель, утверждал, что если Отец породил Сына, то, значит, было время, когда этого Сына не существовало, а потому он помещал Сына

Из книги Засекреченные линии метро Москвы в схемах, легендах, фактах автора Гречко Матвей

«Инквизиция» Екатерины II По пути от «Тургеневской» к «Китай-городу» вы тоже минуете места весьма страшные и тюремные. Гиляровский донес до нас воспоминания очевидца о посещении дома, некогда стоявшего на этом месте: «Квартира была в нижнем этаже старинного трехэтажного

Из книги О методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистко-бухаринской агентуры автора Заковский Леонид

В. Кандидов. Церковные шпионы японского империализма Статья в журнале «Спутник агитатора» № 14 за 1937 год. стр. 24–27Церковь, испытанный союзник и орудие всякой реакции и контрреволюции, является для иностранной, в частности японской, разведки одним из резервов ее шпионских

Из книги Новые мученики российские автора Польский протопресвитер Михаил

Из книги Москва в очерках 40-х годов XIX века автора Кокорев Иван Тимофеевич

Церковные торжества Москва – сердце России – была когда-то центром духовной и религиозной жизни. Поэтому нигде нет такого грандиозного количества церквей и монастырей. Нигде торжественные церковные праздники не сопровождаются такою пышностью и великолепием, как в

Из книги Иностранец на Мадейре автора Остальский Андрей Всеволодович

Глава 18. Религиозно-индустриальная революция Через Канисал, что значит по-португальски «тростниковое поле», лежит единственная дорога к мысу Сан-Лоренсу, где уже нет никакого жилья, даже туалетов нет (как я однажды смог убедиться на печальном опыте). Есть только дикая

Из книги Великая. История Екатерины II автора Коллектив авторов

А.П. Сумароков Слово На день Возшествія на престолъ Ея Величества, Государыни Императрицы Екатерины II Се день, егоже сотвори Господь! возрадуемся и возвеселимся вонь.О блаженный день, день освященный, благословеніемъ Вышняго опред?ленный нашему благополучію началомъ!

Из книги автора

Я.К. Грот Воспитание императрицы Екатерины II Художник Г. К. ГроотPазработка истории Екатерины II у нас только что начинается. До сих пор почти все наши суждения об этой государыне носили чисто панегирический характер; немногие попытки истории ее царствования на русском

Из книги автора

С.Н. Шубинский Домашний быт Екатерины II Художник Р. БромптонИмператрица Екатерина II в своей домашней жизни отличалась крайней простотой, доступностью и снисходительностью. Родившись в скромной обстановке небогатого княжеского двора в Штеттине, где отец ее был

Из книги автора

С.М. Соловьев Царствование Екатерины II

Из книги автора

Внутренняя деятельность Екатерины II 1. Общий характер и наиболее влиятельные люди. С самого вступления Екатерины II на престол обнаружилась сильная внутренняя деятельность правительства, какой не бывало со времен Петра Великого. Цель у Петра и у Екатерины была одна:

Из книги автора

Внешняя политика Екатерины II Нетрудно заметить, что внутренняя политика Екатерины II не стремилась возвратить русское общество к формам быта, существовавшим при Петре. Екатерина не подражала в этом Елизавете. Она желала широкой законодательной реформой поставить

Из книги автора

А.С. Лаппо-Данилевский Очерк внутренней политики императрицы Екатерины II Художник А. Рослин<…> Взгляды Екатерины на задачи властвования должны были отозваться на характере ее царствования. Недаром читала она лучшие произведения иностранной литературы: из них она

Из книги автора

Ф.В. Ростопчин Последний день жизни Императрицы Екатерины Второй и первый день царствования Императора Павла Первого Художник В. ДиккинсонBсe окружавшие императрицу Екатерину уверены до сих пор, что происшествия во время пребывания шведского короля в С.-Петербурге –

Из книги автора

В.О. Ключевский Значение царствования императрицы Екатерины Неизвестный художник XVIII в.Изложив главные явления царствования императрицы Екатерины II, попытаемся на основании результатов ее деятельности сделать ей историческую оценку Значение известной исторической

Виталий Воропанов

Национально-религиозный вопрос в судебной политике

Екатерины II*

Административно-судебная реформа, осуществленная правительством Екатерины II после 1775 г. и направленная на укрепление политической системы России, была неразрывно связана с процессами формирования крупных сословий, намеченными законодательством Петра Великого1. Создавая устойчивую структуру сословного общества, самодержавная власть стремилась обеспечить права подданных посредством включения специальных институтов в правоприменительный и правоохранительный механизм государства. Задачи унификации форм и типов государственного управления решались с учетом изученных исторических, культурных, географических особенностей всех областей империи. Имперский принцип социальной и правовой дифференциации рассматривался как фактор ослабления межсословных противоречий, сближения россиян с коренными жителями восточных провинций, оценивался как важный инструмент политики по отношению к народам, проживавшим близ российских границ.

Состав подданных разраставшегося государства оставался в последней трети XVIII в. чрезвычайно разнородным. Налаживанию широких связей среди населения способствовала спонтанная русификация, однако юридическое положение этнически, культурно, социально близких групп было различным. Преодоление исторически сложившейся фрагментарности осуществлялось путем упразднения особых «обществ» и укрупнения отдельных сословий. «Государственный либерализм» проявлялся в отказе от форсирования сословных процессов, в подтверждении «прав, преимуществ, вольностей, уставов и привилегий»2, действовавших в определенных регионах. Законодательное закрепление статусного положения части подданных обусловливало изменения в местном судоустройстве, объектной и территориальной компетенции местных судебных учреждений.

Опыт административной реформы приобретался правительством в исконных российских землях и на западных территориях, присоединенных к империи в начале 70-х гг. XVIII в. «Примерными» были избраны Тверская и Смоленская губернии, учрежденные указом от 25 ноября 1775 г.3 В 1776-1778 гг. последовали указы об учреждении еще 11 губерний4. Число судебных мест устанавливалось в соответствии с количеством и составом народонаселения, а также площадью провинций. Новая практика отбора кандидатов в судьи предполагала участие лиц, чьи моральнонравственные качества и социальное положение не вызывали сомнений у сословных избирателей и органов надзора5, что являлось, с точки зрения законодателя, залогом обещанного правосудия в «присутственных местах»6.

Этническая знать (от татарских мурз7 до молдавских бояр8), вливавшаяся в первое сословие империи, поступала в ведомство уездных и верхних земских судов, получив право на участие в выборах сословных заседателей в коллегии I и II инстанций. Замкнутость прибалтийского дворянства вызвала возражения императрицы, предложившей допустить к выборам кроме урожденных всех лиц благородного происхождения, проживающих в губерниях9. На взаимоотношения самодержавия с

* Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 04-06-96020).

верхними социальными слоями влияли обстоятельства политической жизни. Достойными «по верности и способности» аристократами упраздненного Крымского ханства было позволено замещать вакансии в III инстанции - судебных палатах. «.. .Чтоб сим новым Нашим подданным путь к гражданской службе и к получению в оной чинов открыт был», - пояснил монарх10. Шляхта белорусских земель прошла фильтрацию после польского военно-политического возмущения в конце 80-х - начале 90-х гг.11 Приняв в управление земли, 400 лет принадлежавшие польской короне, Екатерина II не спешила распространить на них «Учреждения о губерниях» в полном объеме. Судоустройство в Литве и Белоруссии обусловливали политические интересы12.

Лица городских сословий находились в компетенции магистратов и ратуш. Древнее управление делами в городах Прибалтийского региона в 1763 г. закрепили жалованные грамоты13, но право выбора сословных судей в 1785 г. распространилось на всех горожан, отвечавших установленному цензу14. Определив условия формирования городского населения15, императрица последовательно утверждала в общественных отношениях этнокультурную и религиозную терпимость. Допустив к классным купеческим должностям мещан, не имеющих «никакого явнаго личнаго пороку», Екатерина II сообщила в январе 1785 г. Тамбовскому и Рязанскому генерал-губернатору о том, что в империи данный порядок распространяется не только на христиан всех конфессий, но иудеев, мусульман и язычников. «Всяк по званию и состоянию своему долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа», -констатировал Правительствующий Сенат в очередном указе, отражая позицию самодержавного монарха16. Евреев монарх рекомендовал по возможности переселять в города с подчинением магистратам, «дабы люди сии не скитались во вред обществу, но производя торги и размножая рукоделия и ремесла, и себе прибыль и обществу пользу приносили»17. По делам духовной подсудности иудеи были подведомственны уездным и губернским кагалам18. «Выгоды», связанные с экономическими правами, отменялись с включением евреев в сословия19. Сохранив действие польских законов в западных губерниях20, императрица ослабила правовую дискриминацию представителей древней безгосударственной нации, «поелику», заявила Екатерина II, «войдя. в равное с прочими состояние, и платя в казну равныя подати, также и нося прочия наравне с

другими тягости, должны во всяком случае защищены и удовлетворены быть наравне с

прочими Ее Императорского Величества подданными» . К 1795 г. переход евреев в число купцов и мещан был разрешен в 10 губерниях. С 1 июля 1794 г. было

подтверждено двойное налогообложение иудеев, не вошедших ни в одно из российских

сословий. Исключение из их числа еврейского населения Крыма не распространялось

на раввинов.

Напоминая о важности складывания «третьего» сословия, открытии учреждений сословной подсудности в украинских «слободах и местечках», Екатерина II предупредила уполномоченных лиц, «чтоб отвращено было всемерно всякое

принуждение, паче же прикосновение к чьей-либо собственности; но чтоб добрая воля и убеждение в своей пользе служили руководством к составлению обществ мещанских и купеческих»24. «Раскольникам», испытывавшим социальные трения с «православными», было подтверждено право образования самостоятельных судейских коллегий25.

Поощряя развитие экономических связей областей империи с соседними странами, поселение и принятие подданства купеческими семьями, правительство предоставило корпоративно живущим этнорелигиозным группам горожан право решения своих дел в словесных судах на основе обычно-правовых норм. «Общества» численностью от 500 семей могли ходатайствовать об открытии отдельных ратуш. В южных губерниях привилегии получили армянские и греческие диаспоры. Образовав национальный магистрат и подчинив армяно-татарское население Астрахани государственному праву, верховная власть оставила «внутреннюю юрисдикцию» в «благоучреждение» торгового

сообщества, установив особый порядок разбора дел подданных с временно проживающими в Астрахани соплеменниками. Указ от 13 января 1765 г.

предусматривал организацию «Суда Астраханских азиат» с отдельными комнатами для

православных христиан, мусульман и индусов - «идолопоклонников» . На запрос генерал-губернатора в 1786 г. о возможности ввести армянских заседателей в областной магистрат и совестный суд монарх сослался на действующий закон, предоставлявший такое право27. Для христиан из-за Кавказского хребта, поступавших в ведомство

духовных властей православной и католической ветвей, планировалось основание новых

городов в соответствии с их расселением.

Указом от 1 сентября 1785 г. национальный магистрат, подчиненный Черниговскому губернскому магистрату, заменил суд греческого «братства» в Нежине. Обычное право по-прежнему применялось в словесных и третейских судах при решении споров подданных с иностранными греками29. «Воспорский» греческий магистрат с местопребыванием в Еникале получил казенное содержание30. В 1792 г. проживающие в Николаеве турки были поощрены льготами и государственными кредитами, возможностью строительства городской мечети и выбора национальных судей, применявших, по желанию диаспоры, нормы российского законодательства31.

Городовые суды Урала и Сибири не имели официальных отличий, предоставляя защиту обывателям независимо от их этнического происхождения и религиозной принадлежности, однако в Тобольском наместничестве указом от 9 декабря 1787 г. из компетенции магистратов были исключены торговые переселенцы из Средней Азии («ташкентцы» и «бухарцы») - таджики, узбеки, уйгуры, насчитывавшие в 1786 г. 2704

Сословными инстанциями для разбора дел сельского населения в 1775 г. были учреждены нижние и верхние расправы. Сфера объектной юрисдикции государственных судов унифицировалась. Ведомство расправ охватывало служилых людей старых сословий, включая однодворцев, пахотных солдат, сибирских дворян и детей боярских, казаков и национальные служилые общины, а также ямщиков, свободных крестьян всех разрядов, ясачные народы. Интересы государственного строительства требовали творческого вмешательства самодержавия в социальные процессы. Упрощая социальную структуру, монарх предписал принимать во время IV ревизии (1782 г.) документацию, «держась токмо того правила, чтоб состоящих под одним званием и в одном окладе государственных крестьян не разделять на многия особыя названия»33. Таким образом, в Астраханской губернии был упразднен особый статус «сходцев», «бобылей», «болдырей», «переведенцев» и детей новокрещенных лиц34. Массы различных переселенцев из Закавказья и Подунавья, как и северных уездов России35, поступали в ведомство расправ, образованных в южных губерниях36. В перспективе правительство стремилось максимально сблизить совокупность прав и обязанностей казенных крестьян всех этносов и вероучений.

Итак, комментируя закон, в 1782 г. уфимский генерал-губернатор повелел: «Ведомы да будут в нижних расправах. как все те жители кои высочайшего учреждения в 335-й статье имянованы, так и татара служилыя и платящие подати черкаса, мордва и черемиса, чуваша, тептяри и бобыли и естли еще какого звания народы в здешнем наместничестве обитают.»37 С учетом национально-культурной и социально-правовой разнородности обывателей губернское руководство сформировало коллегии сословных заседателей. Из 35 мест в расправах 10 было утверждено за представителями татарского населения, 6 - за депутатами от русских крестьян, включая староверов, по 5 - от тептярей и бобылей, мордовских, чувашских общин, по 1 - от однодворцев и украинцев. Отставной прапорщик и дворцовый крестьянин были включены в список без указания этнических избирателей38.

Кроме дисциплинарной и уголовной ответственности важным гарантом правосудия Екатерина II рассматривала религиозные чувства подданных. Первой

обязанностью лица, вступавшего в судейскую должность, стало принесение присяги, носившей сакральный характер и осуществлявшейся с участием священнослужителей для заседателей христианского и мусульманского вероисповедания39. Неизменным атрибутом судебных помещений вкупе с «зерцалом» и бессистемным собранием нормативных актов, являлись святые образа, апеллировавшие к совести православных судей40. Приверженцы ислама хранили в «присутствии» Коран41.

До образования областей коронная администрация собирала объективные и точные сведения о происхождении, численности, культурных особенностях коренных народов42. Принимая во внимание компактное проживание автохтонного населения, верховная власть обеспечила культурно обособленным группам подданных благоприятные условия для участия в государственной жизни. В частности, в нижних расправах на территории Северного Приуралья и Западной Сибири указами было закреплено обязательное представительство марийского, удмуртского, ханты-мансийского и татарского населения. Депутаты от национальных общин вводились губернским руководством в

коллегию суда II инстанции.

Наиболее многочисленная народность Урала насчитывала к концу XVIII в. до 190 тыс. чел.44 В общественном строе башкиры обладали особым объемом прав и повинностей, их статус формально мог быть распространен на представителей иных этносоциальных групп45. Приняв в декабре 1780 г. в управление десятки башкирских деревень, Вятский наместник ограничил компетенцию нижних расправ и земской полиции, повелев соотносить законодательство с нравами и обычаями народа. Подробные сведения были запрошены в оренбургской администрации46.

Близкими по правовому положению к башкирам являлись мещеряки, несшие службу в иррегулярных войсках. Учитывая плотность расселения и особенности «состояния» народов в январе 1782 г. Екатерина II предписала Уфимскому наместнику И.В. Якоби определить их в ведомство отдельных судов и ввести дополнительных заседателей в состав земской полиции47. Между тем, естественная разобщенность служилых, торговых, ясачных, чемоданных татар, составлявших четверть жителей края48, облегчала правительству задачи унификации правосудия.

К 1785 г. на Южном Урале были открыты 5 нижних расправ общей и 5 -специальной подсудности49, где башкиры замещали 80 % вакансий. В четырех уездах действовало по 2 расправы, получившие порядковые номера. Именование по национально-сословному признаку возбранялось. Башкирские депутаты занимали 25 % (5 из 20) мест в Уфимской и Оренбургской верхней расправах, 100 % (2) - в совестном

Подобным образом после 1781 г. были организованы расправы в трех украинских губерниях с тем, чтобы казаки, «имея заседателей из между себя избираемых, тем паче обнадеживалися в целости своей и в праве их судимым быть от равных себе»51. Вопросы о недвижимости зажиточного казачества, обладавшего собственностью на «шляхетских» правах, были также переданы в ведение расправ52. Компетенция, должности в украинских судах приводились в соответствие с общеимперскими нормами53.

В то же время, способствуя принятию новых учреждений, законодатель, отчасти, сохранил действие сложившейся системы права в украинских, белорусских, литовских землях, а также в северо-западных провинциях с финноязычным населением, отметив, что из Шведского уложения 1736 г. «не только заседатели в судах сельские, по Высочайшим Учреждениям выбираемые, но и сами крестьяне или сельские жители, яко знающие грамоте, могут почерпнуть порядочное о делах понятие»54. Обязательность соблюдения норм шведского права распространялась на III инстанцию55.

Задачи делопроизводства облегчали переводчики, предусмотренные в штате не только административных, но и судебных учреждений западных и южных губерний56. Известно, что переводчики были введены в канцелярии пяти пермских расправ57. В

Слободской расправе Вятской губернии работал переводчик с марийского, в Нолинской - удмуртского языка58. В Южном Приуралье трудились тюркоязычные служащие59.

При назначении председателей расправ учитывалось понимание чиновниками культурных особенностей членов коллегии и подсудного населения. В Бирск и Челябинск наместник направил людей, отобранных им «по способности и по сведениям башкирских и мещерякских обычаев и обрядов, находя достойными быть расправными судьями». В частности, А. Михайлов вырос в среде башкир и «достаточное приобрел сведение как в знании их языка, так и во всех нравах и оборотах», прослужив в центре Исетской провинции с 1746 г.60, оставаясь председателем Челябинской 2-й расправы до июня 1794 г.61 Уфимский судья М. Бекчурин до назначения работал переводчиком тюркских языков62. В Березовскую расправу был послан «сын боярский» А. Кашпирев, не имевший табельного чина, но длительное время занимавшийся приемом ясака среди

Инструктировав И. В. Якоби для решения государственных задач в Иркутском и Колыванском наместничествах, Екатерина II напутствовала: «Все, что по бытности вашей в должности генерал-губернатора Уфимскаго предпринято было, относительно ласковаго обращения с народами, ту губернию населяющими, Мы подтверждаем, и ныне соизволяя, чтоб вы всемерное старание приложили соединить сии народы с российским совершенным доброхотством.». Вакансии рекомендовалось замещать с учетом сложившейся племенной иерархии64 из числа «честных, благоразумных, ревнивых и безпорочных людей»65. Аборигенов, избранных съехавшимися в губернский центр родоначальниками, наместник наставил исполнять обязанности заседателей, «боясь

сердцеведца Бога и закона, стыда и поношения от граждан за всякое прегрешение

против должности и правды» .

Практические успехи местной администрации во взаимодействии с племенными лидерами предопределялись степенью освоения региона государственной властью. Наибольшие трудности испытало руководство удаленных сибирских областей. Обеспечивая формальное представительство населения, искусственно вовлеченного в официальные правоотношения, чиновники занимались разъяснением тунгусам, корякам и чукчам значения законов и проводимой реформы, преимуществ суда в расправах перед воеводским судом. Одной из первостепенных задач, поставленных перед служащими, являлось распространение знаний русского языка и грамотности. Меры, предпринимавшиеся против самовольного оставления учреждений, сводились к лишению права избираться впредь67. Тобольская администрация предложила

организацию в «ясачных» уездах разбора в собраниях важных дел чиновниками с

участием старшин и переводчиков.

Государство признало многообразие форм обычного правосудия, упорядочив юридический быт крестьян учреждением словесных судов69. В Западной Сибири высшая администрация ввела волостные суды70. Правомочия в разборе гражданских и маловажных уголовных дел коренных сибиряков были закреплены за органами традиционного управления, что способствовало выделению «князцов» и старшин из племенной среды71.

Вне единой системы судов оставалось казачество, преимущественно расселенное на широком пространстве имперских границ, зависевшее от комендантов линейных крепостей и войсковых канцелярий. Войско Донское, включенное в Азовскую губернию, монарх оставил «при всей его собственности» и «благозаслуженных правостях»72. Функции управления и суда в Уральском войске после подавления бунта были вручены атаману и старшинам, контролируемым из Оренбурга.

Важным для правительства являлось обеспечение эффективного контроля над кочевым населением и урегулирование отношений с пограничными народами.

Верховная власть определила новые места проживания для калмыков Поволжья и ногайцев Предкавказья74, не вмешиваясь в систему традиционного управления и суда,

приняла калмыков, возвратившихся из Китая, оценив обоюдность интересов с Поднебесной империей, нерешенность территориальных вопросов75, и предписала «скланивать ласкою» калмыцкие дючины на Южном Алтае к выплате натуральных сборов76, позаботилась об увеличении штатного числа переводчиков и толмачей в пограничных районах77. Разбор жалоб между казахами Среднего жуза, допущенными кочевать на территорию государства, и россиянами до образования земской полиции И. В. Якоби поручил линейным командирам и губернским чиновникам78. Вековая полицентричность власти в степи не позволяла прекратить разбойные набеги с угоном

скота и увозом людей.

Екатерина II требовала от местной администрации проДуманных действий по обеспечению интересов России и безопасности внутренних областей. Особые усилия приложила оренбургская администрация, организовавшая в 1786-1787 гг. Пограничный

суд, а также три расправы в Малой «Орде», наделенные судебно-полицейскими

полномочиями.

Суд в составе 2 офицеров, 2 купеческих, 2 сельских и 7 казахских заседателей возглавил обер-комендант. Вакансии сельских депутатов заместили башкирский и мещерякский старшины, казахских - представители от «поколений» Алим-улы, Бай-улы, Жетыру81. Обеспечением правосудия правительство рассчитывало прекратить неконтролируемые конфликты соседей, вовлекая казахов в правовые отношения с россиянами. Привычному для народа разбору дел на основе обычного права была придана форма гражданского суда, получившего поддержку правоохранительных органов. Сотрудничество губернских и степных органов власти должно было способствовать общественному порядку, обезопасить торговые пути, выгодные российскому и казахскому населению.

Общая сумма материальных поощрений, выделенных знати администрацией О.А. Игельстрома (1784-1792, 1796-1798 гг.) сверх штатных расходов, составила 31871 р. 68 коп.82 В линейных поселениях продолжалось строительство мечетей. В степи посылались муллы83. Увеличением роли ислама в общественной жизни казахов верховная власть надеялась ускорить религиозно-нравственное развитие народа, поставленное в зависимость от мусульманских центров России. Таким образом, наместник организовал устойчивое взаимодействие губернского руководства с родоплеменной знатью, вступив в сложный процесс урегулирования внутрижузовых отношений, образования единых контролирующих центров в степи с одновременным усилением влияния Российской империи. Самодержавие сделало попытку перевода кочевых лидеров на службу с ответственностью за исполнение властных полномочий, совершенствуя общественные связи и правоотношения, последовательно внедряя в степи элементы государственности.

Проявляя заботу об укреплении Кавказской линии, монарх рассматривал способы приведения безгосударственных этносов «в ближайшее знакомство и теснейшую связь с прочими. подданными», рекомендовав привлекать «подгорные народы» к выбору судей, создать школу по изучению местных языков84, принять меры к христианизации85 и исламизации язычников с учетом опыта оренбургских мулл, ужесточить контроль за деятельностью военных начальников. Знакомясь с результатами политики в Южном Приуралье, императрица наставляла чиновников в Предкавказье: «.Правосудием и справедливостью нужно приобресть их к себе доверенность, кротостию смягчать их нравы, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с русскими», «распространять убеждением благоустройство и законы Наши, кои Мы им дать готовы к их собственному спокойствию, тишине и благоденствию». В Кабарде монарх предложил ввести в качестве судебных органов родовые расправы в составе «лучших» людей без участия офицеров, «по примеру тому, как с пользою заведены в Оренбурге между киргизцами», обещая обеспечить учреждения денежными выплатами. Пограничный суд в составе представителей родов и чиновников предполагался в Моздоке или

Екатеринограде. Измена присяге, убийство и разбой подлежали суду II инстанции по законам Российской империи86.

К концу правления Екатерины II была создана принципиально новая правоприменительная система. Административно-территориальное устройство, число и местоположение судебных учреждений в новоприобретенных западных и южных областях пересматривались и оптимизировались до ноября 1796 г.87 Законодательство свело фрагментарное население в сословное ведомство судов, магистратов и расправ. Самодержавие решило вопрос о порядке формирования судейского состава путем привлечения широких масс подданных к участию в государственной жизни, предоставив общественным объединениям формально равные возможности.

Религиозная и социальная близость, этническое родство членов коллегий с фигурантами дел являлись несомненным преимуществом новых учреждений. Судебные депутаты стали важным звеном между верховной властью и населением, отправляя

правосудие «именем и властию» монарха на основе выработанного единого или

санкционированного в империи законодательства. Однородность социального происхождения облегчала принесение жалоб на неправомерные действия должностных лиц, что укрепляло веру обывателей в значение и силу государственного права. Выборы усилили процесс амальгамации родовой знати в государственные структуры, благоприятствовали росту престижа лидеров, отмеченных отличиями.

Индивидуализация судоустройства в регионах обусловливалась компактностью проживания и статусным положением этнических групп. Сословное правосудие сглаживало социальные противоречия в полиэтничной и многорелигиозной среде. Узкосословные ограничения в правомочиях судей наиболее полно обеспечивали охрану законных интересов, личной и имущественной безопасности «граждан». Действие государственного права смягчало многообразие форм обычного правосудия.

Первый опыт сотрудничества подданных с государственной властью имел противоречивые результаты. Судьи не имели минимального образования и оставались под влиянием традиционного мировоззрения. Злоупотребление сельских заседателей должностями объяснялось стремлением удовлетворять семейно-клановые, узкогрупповые интересы. Преодоление правовой обособленности и общинной замкнутости крестьянского «мира», имевших прочную основу, требовало длительного времени. Во многом патриархальный характер сохраняли взаимоотношения национальных депутатов с рядовыми соплеменниками89. Жители зауральских губерний в наибольшей степени оставались «статистами», проявляли пассивность в конкуренции с чиновниками и применении законных полномочий90. Важным фактором инертности сибиряков стали особенности генезиса волостного общества - искусственность административных границ, социальная, культурно-бытовая, религиозная разобщенность, подвижность населения, вызванные незавершенностью колонизационных процессов, ростом контингента ссыльнопоселенцев, устойчивой автономностью аборигенов91, не воспринявших либеральных идей самодержавия.

Вместе с тем, монарх, позаботившийся о бюджетных выплатах в пользу «нерационально» расширенных судебных штатов, способствовал достижению социально-политической стабильности в стране, пережившей «пугачевщину» на востоке, народные волнения и мятежи знати на западе, складыванию условий для обновления традиционного мировоззрения и правосознания, развитию единой правовой культуры. Втягивание в официальное правовое поле социальных масс создавало в перспективе возможности для прогрессивной перестройки судебной системы.

В ноябре 1796 г. эпоха «государственного либерализма» прервалась. Император Павел I отказался от искусственного приобщения народов России к судебной практике. Судебная система была упрощена в интересах централизации управления и сокращения расходов. Изменения повлекли кардинальное усиление социальной роли бюрократии,

лишенной сдерживающих институтов судебных представителей. В Прибалтике, Украине и Белоруссии были восстановлены дореформенные суды92. Администрация восточных областей столкнулась с проблемой «языковых» барьеров93. Оренбургский пограничный суд, не получивший в сложных политических условиях признания степного населения, в 1799 г. был включен в Комиссию пограничных дел94, казахские расправы упразднены в ноябре 1803 г.95

Опыт функционирования учреждений Екатерины II составил от 12 лет в сибирских до 20 лет в европейских губерниях.

Примечания

1 См.: Ефремова Н.Н. Судебные реформы в России: традиции, новации, проблемы // Государство и право. 1996. № 6. С. 85-87; Каменский А.Б. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века. Опыт целостного анализа М., 2001. С. 439-454; Мигунова Т.Л. Российский суд во второй половине XVIII века. Н. Новгород, 2001.

2 Полный свод законов Российской Империи I. (ПСЗ РИ). Т. XVI. № 11904.

3 ПСЗ РИ I. Т. XX. № 14400.

4 Там же. № 14500, 14525, 14590, 14594, 14603.

5 ПСЗ РИ I. Т. XVII. № 16297; Т. XXII. № 16187. Ст. 62-64; № 16188. Ст. 49-51.

6 ПСЗ РИ I. Т. XVI. № 11989.

7 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 15936.

8 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 17018.

9 Там же. № 17459.

10 ПСЗ РИ I. №. XXII. № 15988.

11 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 17079.

12 ПСЗ РИ I. Т. XIX. № 13977; Т. XXIII. № 17264.

13 ПСЗ РИ I. Т. XVI. № 11904, 11932, 12049-11052.

14 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16256.

15 См.: Лавринович М. Создание социальных основ империи в XVIII веке: законодательные практики в отношении городского населения России и их западноевропейские источники // АЬ ітрегіо. 2002. № 3. С. 117 - 136.

16 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16391.

17 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 17327. П. 3.

18 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15436.

19 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16391.

20 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15359; Т. XXIII. № 17112.

21 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16391.

22 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 17224.

23 Там же. № 17340.

24 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15265.

25 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16238.

26 ПСЗ РИ I. Т. XVII. № 12307.

27 ПСЗ РИ I. Т. Т. XXII. № 16356.

28 Там же. № 16194; Т. XXIII. № 17010.

29 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 16746.

30 Там же. № 17348.

31 Там же. № 17039.

32 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16953; РГАДА (Российский государственный архив древних актов) Ф. 24. Оп. 1. Д. 60/2. Л. 21 об.

33 ОГАЧО (Объединенный государственный архив Челябинской области). Ф. 44. Оп. 1. Д. 3. Л. 128 об.

34 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16095.

35 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 17010, 17048, 17147.

36 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15700; Т. XXII. № 16195; Т. XXIII. № 16898, 17300, 17514.

37 ЦГИА РБ (Центральный государственный архив Республики Башкортостан). Ф. 346. Оп. 3. Д. 1. Л. 3 об.

38 Там же. Л. 1-3.

39 ГАКО (Государственный архив Кировской области). Ф. 582. Оп. 44. Д. 237. Л. 85; Ф. 583. Оп. 603. Д. 171. Л. 54; ГАСО (Государственный архив Свердловской области). Ф. 8. Оп. 1. Д. 1925. Л. 96; ОГАЧО Ф. 1. Оп. 3. Д. 10. Л. 40; Ф. 15. Оп. 1. Д. 814. Л. 4.

40 ГАТО (Государственный архив Томской области). Ф. 50. Оп. 1. Д. 1032. Л. 12; ОГАЧО. Ф. 15. Оп. 1. Д. 1379.

41 ОГАЧО. Ф. 115. Оп. 1. Д. 99. Л. 11-12.

42 ГАПО (Государственный архив Пермской области). Ф. 316. Оп. 1. Д. 78. Л. 24-57.

43 ГАПО Ф. 290. Оп. 1. Д. 6. Л. 2-3; Марченко В.Г. Управление и суд у малых народов Севера Сибири и Дальнего Востока: Дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1985. С. 68-69.

44 См.: Кабузан В.М. Народы России в XVIII в. Численность и этнический состав. М., 1990. С. 243-244.

45 См.: Рахматуллин У.Х. Население Башкирии в Х"^-Х"^П вв. М., 1988; Юлдашбаев Б.Х. Проблемы нации и политическое положение башкир в составе царской России. Уфа, 1979.

46 ГАКО. Ф. 583. Оп. 600. Д. 10. Л. 1-2 об., 43-43 об.

47 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15324.

48 См.: Кабузан В.М. Народы России в первой половине XIX в. Численность и этнический состав. С. 187.

49 ОГАЧО. Ф. 44. Оп. 1. Д. 38. Л. 6; ЦГИА РБ. Ф. 346. Оп. 3. Д. 1. Л. 3.

50 ЦГИА РБ Ф. 1. Оп. 1. Д. 17. Л. 124-198.

51 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15265.

52 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16082.

53 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15385, 15478; Т. XXIII. № 16991.

54 ПСЗ РИ I. Т. XVIII. № 12848; Т. XX. № 14842; Т. XXII. № 16507.

55 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 16828.

56 Там же. № 17526; Т. XLШ. № 17494.

57 ГАПО. Ф. 316. Оп. 1. Д. 67. Л. 5-8.

58 ГАКО. Ф. 583. Оп. 4. Д. 949. Л. 6; Д. 82.

59 ОГАЧО. Ф. 115. Оп. 1. Д. 40. Л. 27-27 об.

60 ЦГИА РБ. Ф. 346. Оп. 3. Д. 1. Л. 1 об.-3 об.

61 ОГАЧО. Ф. 115. Оп. 1. Д. 58. Л. 107.

62 ЦГИА РБ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 17. Л. 154.

63 ТФ ГАТО (Тобольский филиал Государственного архива Тюменской области). Ф. 341. Оп. 1. Д. 63. Л. 48-49.

64 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15673.

65 РГАДА. Ф. 24. Оп. 1. Д. 62/3. Л. 105.

66 Там же. Д. 62/1. Л. 151-152.

67 Там же. Д. 62/2. Л. 106-108 об.; 153-156.

68 Там же. Д. 60. Л. 210.

69 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15115; Т. XXII. № 16603.

70 См.: Миненко Н.А. Русская крестьянская община в Западной Сибири. XVШ-XIX вв. Новосибирск, 1991. С. 129.

71 ПСЗ РИ I. Т. XXI № 15675; Т. XXII № 16165; Т. XXIII № 16829.

72 ПСЗ РИ I. Т. XX. № 14252.

73 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15813; Т. XXII. № 16355.

74 ПСЗ РИ I. Т. XXI. № 15830; Т. XXIII. № 17401.

75 ПСЗ РИ I. Т. XVI. № 11931; Т. XXI. № 15673; Т. XXIII. № 16937.

76 РГАДА. Ф. 24. Оп. 1. Д. 33. Л. 63-65 об.

77 ПСЗ РИ I. Т. XIX. № 13489, 14000; Т. XXI. № 15673.

78 РГАДА. Ф. 24. Оп. 1. Д. 60/1. Л. 177-177 об.

79 Там же. Д. 62/1. Л. 35 об.; Д. 66. Л. 5-5 об., 8-9; Кабульдинов З.Е. О набегах казахов Среднего жуза на

внутреннюю сторону. Омск, 2001. С. 9.

80 ГАОО (Государственный архив Оренбургской области). Ф. 6. Оп. 10. Д. 1633. Л. 5-9 об.; Ф. 54. Оп. 1.

81 См.: Материалы по истории Казахской ССР. М.; Л., 1940. Т. IV. С. 487.

82 См.: Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства // Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. СПб., 1865. Т. 10. С. 26.

83 См.: Материалы по истории Казахской ССР. С. 124.

84 ПСЗ РИ I. Т. XXII. № 16194.

85 ПСЗ РИ I. Т. XXIII. № 17117, 17144.

86 Там же. № 17025.

87 Там же. № 17526.

88 Там же. № 17112.

89 См.: Воропанов В.А. Практика местного правосудия: государственные суды для сельских обывателей Оренбургской губернии в последней четверти XVIII - начале XIX в. // АЬ трепо. 2002. № 3. С. 137160; Шакурова Ф.А. Башкирская волость и община в середине XVIII - начале XIX в. Уфа, 1992. С. 67.

В 1754 г. принцесса Софья Августа Фредерика Анхальт-Цербстская, принадлежавшая к одному из германских мелких княжеских родов, была выдана замуж за наследника российского престола, будущего императора Петра III. Будучи лютеранкой, она перед замужеством приняла православие, а с ним и русское имя Екатерины Алексеевны. В 1762 г. ее муж стал императором. Через 6 месяцев он был убит. Екатерина, поддерживаемая столичными гвардейскими полками, была провозглашена императрицей.

В мышлении Екатерины доминировали рационализм и практицизм. Она имела склонность к самоанализу. В ранней юности ее первым сочинением стали автобиографические записки <Портрет философа пятнадцати лет>. В них уже отчетливо проступают такие особенности ее личности, как высокий интеллект, способность к рефлексии, тонкая наблюдательность, психологическая проницательность. Ей многие говорили, и она сама любила повторять, что у нее философский склад ума.

В первые годы жизни в России, когда Екатерина была еще великой княгиней, а ее муж, Петр III, только еще считался престолонаследником, она проявляла более мудрое отношение к православной обрядности, чем ее муж. Получивший лютеранское воспитание, и еще в детстве обнаруживший неподатливость в отношении всякого, в том числе и религиозного, назидания, Петр относился к требованиям религиозно-церковной жизни без должного уважения. Екатерина писала: <Я слышала от его приближенных, что в Киле стоило величайшего труда посылать его в церковь по воскресеньям и праздникам и побуждать его к исполнению обрядностей, какие от него требовались, и что он большей частью проявлял неверие> (Екатерина II. О величии России. М., 2003. С. 482). Сама же Екатерин на протяжении всей своей жизни строго соблюдала все требования православной обрядности. Будучи человеком долга, обладая развитым чувством ответственности, она считала себя обязанной с должным вниманием относиться ко всему, что было связано с религиозно-церковной стороной ее политической деятельности

Те, кто знал Екатерину лично, сходятся во мнении, что ее отношения с Богом носили конвенциальный характер и отличались разделением полномочий. Она считала, что Бог владеет душами ее подданных, а их земные дела пребывают в ее полной власти как императрицы.

Личная религиозность Екатерины была подчинена ее политическим взглядам. В руководительстве огромной, полуварварской страной она видела свое предназначение. <Я желаю и хочу лишь блага той стране, в которую привел меня Господь; он мне в том свидетель. Слава страны создает мою славу. Вот мое правило: я буду счастлива, если мои мысли могут тому способствовать> (Екатерина II. О величии России. М., 2003. С. 60).

Будучи образованной и обладая государственным складом ума, Екатерина успешно правила огромной империей на протяжении 34-х лет. Ей были близки идеалы европейского Просвещения, и она стремилась, насколько возможно, следовать им в своей социально-политической и культурной деятельности. Ее привлекли идеи Вольтера, Монтескье, философов-энциклопедистов. Воззрения Екатерины были подчинены миросозерцательной доминанте, которую позднее стали называть антропоцентризмом. Она полагала, что в жизни отдельного человека очень многое зависит не от высших сил, а от него самого. <Счастье, — писала она, — не так слепо, как его себе представляют. Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения> (Записки императрицы Екатерины Второй. СПб., 1907. С. 203).

Екатерина чрезвычайно высоко ценила Петра I за его огромный вклад в дело реформирования российской социальной системы. Считая себя его преемницей, она вместе с тем осуждала те насильственные методы и ту чрезмерную жестокость, которые были характерны для преобразовательной деятельности Петра.

Будучи сторонницей западной теории естественного права, Екатерина предприняла решительные усилия по преодолению архаичности российского законодательства и его упорядочению. Она считала, что политическая свобода граждан должна быть обеспечена добротными законами. Вместе с тем, она понимала, что законотворчество будет успешным лишь тогда, когда станет учитываться специфика российской действительности. Во время одной из своих поездок по России, находясь в Казани, она в своем письме Вольтеру рассуждала: <Подумайте только, что эти законы должны служить и для Европы, и для Азии; какое различие климата, жителей, привычек, понятий: Ведь это целый особый мир: надобно его создать, сплотить, охранять>.

По инициативе императрицы была создана специальная Уложенная комиссия, которая должна была систематизировать все законы, вступившие в силу после выхода в свет Соборного уложения 1649 г. При ней упрочилось положение дворянства, о чем свидетельствовала дарованная императрицей Жалованная грамота дворянства (1785).

Екатерина была авторитарна, властолюбива, умея, однако, скрывать это от окружающих. В ее деятельности совмещались трезвый прагматизм с политической амбициозностью. Так, она одобрила возникший в середине 1770-х гг. политический план Г. А. Потемкина и А. А. Безбородко, получивший название <греческого проекта>. Его суть состояла в том, чтобы нанести сокрушительный удар по Турецкой империи, захватить Константинополь и восстановить православную Восточную империю. Внук Екатерины, названный Константином, уже виделся окружению императрицы будущим обладателем трона в Константинополе.

Отношение императрицы к церкви подчинялось принципам политико-экономического прагматизма. В середине 1760-х гг. по ее инициативе была проведена полная секуляризация монастырских землевладений и приписанных к ним крестьян. Манифест Екатерины от 26 февраля 1764 г. провозгласил отчуждение от Церкви ее земельных владений и приписанных к ним крестьян с последующей передачей в ведение государственной Коллегии экономии. В результате Церковь лишилась экономической самостоятельности. Ее доходы оказались под государственным контролем. Таким образом, к ее политической зависимости от государства прибавилась еще и зависимость экономическая. Все это соответствовало екатерининской стратегии церковно-государственной политики, в основу которой был положен принцип: <Уважать веру, но никак ей не давать влиять на государственные дела>.

Екатерина в своей религиозно-церковной политике стремилась совмещать принцип доминирования православия с принципом веротерпимости. Этого требовал статус многонациональной империи как поликонфессионального государства. В 1773 г. ею был издан указ, предписывавший Синоду проводить политику веротерпимости. <Как Всевышний Бог терпит на земле все веры, — гласил он, — то и Ее Величество из тех же правил, сходствуя Его святой воле, в сем поступать изволит, желая только, чтобы между ее подданными всегда любовь и согласие царили>. Императрица была противницей ущемления религиозных потребностей протестантов, католиков, мусульман. После завоевания Крыма она отдала распоряжение по восстановлению разрушенных мечетей.

Политическое завещание Екатерины, над которым она работала около двух лет и названное ею <Наказом> (1767), начиналось словами: <Закон Христианский научает нас взаимно делать друг другу добро, сколько возможно> (Екатерина II. О величии России. М., 2003. С. 72). В нем императрица прямо ссылалась на Моисеевы законы, в которых видела образец трактовки законов внутригосударственной жизни. <Наказ> свидетельствовал об ее стремлении рассматривать политико-правовую реальность сквозь призму христианских определений. Не случайно Вольтер, которому был отправлен французский перевод <Наказа>, назвал его <всемирным евангелием>. Другой экземпляр, переведенный на немецкий язык, Екатерина послала императору Фридриху II.

При составлении <Наказа> Екатерина использовала те философско-правовые сочинения XVIII в., которые представлялись ей наилучшими. Так, она включила в свой труд фрагменты из книги французского философа Ш. Монтескье <О духе законов> (1748) и сочинения итальянского ученого Ч. Беккариа <О преступлениях и наказаниях> (1764). <Наказ> состоял из 526 статей. Исследователи подсчитали, что содержание более 250-ти из них заимствовано у Монтескье и около 100 — у Беккариа.

<Наказ> состоял из введения и 22-х глав. В нем императрица предприняла попытку доказать, что наилучшая из всех форм правления — это монархия, имеющая своей целью славу граждан, государства и самого государя. Граждане государства должны подчиняться единым для всех законам, вызывающим уважение и страх нарушить их. Правление должно быть устроено таким образом, чтобы можно было больше предупреждать преступления, чем карать за них. Лучше внушать гражданам добронравие, чем приводить казнями их дух в уныние.

Оценки деятельности Екатерины потомками не были однозначны. Можно говорить даже о существовании полярных мнений об ее царствии. Так, например, А. С. Пушкин в своих <Исторических замечаниях> (1822) писал, что Россия, получив от Петра I мощный импульс для своего развития в начале XVIII в., при Екатерине продолжала двигаться вперед лишь по инерции. Нормальному развитию российской государственности препятствовали порочность, жестокость императрицы, ее лицемерие, умение прятать деспотизм по личиной кротости и терпимости. Пушкин указывает на ошибки ее законодательства, лицемерность ее <Наказа> и <подлость русских писателей>, прославлявших это сочинение. Поэт обвиняет Екатерину в закрепощении Малороссии, расхищении казны, преследовании независимых мыслителей, духовенства, гонениях монашества, которому Россия обязана <нашей историей, следовательно и просвещением>. В его глазах переписка Екатерины с европейскими философами — это <отвратительное фиглярство>. Окончательный приговор поэта предельно суров: <Развратная Государыня развратила и свое государство>.

Нравственный максимализм Пушкина правомерен, если рассматривать деятельность Екатерины в свете некоего идеала политического правления и законодательной деятельности. Но если сравнивать ее вклад с тем, что сделали для России предшественники императрицы, <безграмотная Екатерина I>, <кровавый злодей Бирон>, <сладострастная Елизавета> (определения самого Пушкина), то политическую деятельность Екатерины II можно расценивать как несомненный шаг вперед.

Христианская мысль

Легкость, с которой Екатерина перешла из лютеранства в пра­ вославие накануне бракосочетания с великим князем Пет­ ром Федоровичем, говорит о том, что она не отличалась большой религиозностью. Всю свою жизнь императрица, пожалуй, принадлежала к числу агностиков. Правда, упоминания о Боге, о Божественном провидении стоят на заметных местах в ее офици­ альных обращениях и документах, да и в частной переписке, а по­четные религиозные функции православной государыни Екатери­ на II отправляла с величайшей пунктуальностью. Но глубинные течения религиозной, духовной жизни не затрагивали ее души, а ми­ стицизм казался ей мракобесием и чепухой. К тому же императри­ца была совершенно лишена музыкального слуха, так что даже эта сторона православной литургии ничего не говорила ее воображению и чувствам. Будучи разумным человеком, она не считала допустимы­ ми ни насильственное обращение, ни преследования религиозных меньшинств - лишь бы все ее подданные верили в какого-нибудь бога и выполняли обряды, положенные их вероисповеданию. В ре­ лигии она видела ценный фактор сохранения порядка в обществе и поддержания общественной и личной нравственности, однако никогда не допускала, чтобы церковь оспаривала влияние государ­ ственной власти.

Взгляды императрицы на религию были открыто изложены в статьях 494-496 ее «Наказа». Здесь она высказала строго утилитар­ ные принципы, не затрагивая богословские вопросы. Выступая сто­ ронницей «разумной» веротерпимости ради спокойствия в обществе многонациональной империи, она в статье 496 отметила: «Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему зако­ ну умягчает и самые жестоковыйные сердца...» 1

  • 1 Documents of Catherine the Great. The Correspondence with Voltaire and the Instruction of МЫ in the English Text of 1768/ Hd. by W. F. Reddaway. Cambridge . 1931. P . 209.

В первое десятилетие царствования Екатерине в ряде случаев приходилось решать вопросы, касающиеся отдельных религиозных сообществ, но лишь 13 июня 1773 г. императрица издала генераль­ный документ о религиозной политике в Российской империи. Это не был официальный «патент» о веротерпимости по примеру указа императора Иосифа II . Веротерпимость в нем провозглашалась, по типично русскому обыкновению, не прямо, а, скорее, косвенно - в контексте разрешения строить мечети. В указе объявлялось: «Как Всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, то и Ее Величество, из тех же правил, сходствуя Его Святой вере, и в сем поступать изволит». Поэтому Святейшему синоду приказали запретить церковным властям по всей стране браться за решение всех вопросов, связанных с другими вероисповеданиями, предос­ тавив это гражданским властям (в том числе и вопросов о строи­ тельстве культовых зданий) 2 .

Первая проблема религиозной политики, вставшая перед Екате­ риной после восшествия на престол, касалась евреев. В России тог­ да было очень мало евреев, так как в старомосковские времена им не разрешалось селиться в стране. Однако евреи населяли польскую часть Украины, некоторые их общины в Малороссии сумели пере­ жить свирепые погромы времен восстания Богдана Хмельницкого в XVI 1 в. Несколько евреев-военнопленных поселились даже в Ве- ликороссии, и на это смотрели сквозь пальцы, хотя в Москву их не пускали. В 1727 г. Екатерина! издала указ об изгнании всех евреев из России и из Малороссии, однако его не выполняли, потому что евреи и фал и слишком важную роль в малороссийской экономи­ ке 3 . Религиозная нетерпимость XVIII в. достигла вершины, когда в 1738 г. одного еврея обвинили в обращении в иудаизм русского мор­ ского офицера, и обоих публично сожгли 15июля 1738 г. вСанкт- Петербурге 4 . Более действенный, чем в 1727г.,указ об изгнании ев­реев издала императрица Елизавета в 1742 г. Согласно ее воле даже заслуженному придворному врачу, еврею-сефарду Антонио Нуньее Рибейро Санчесу, запретили вернуться на свой пост в Россию и лишили его почетного членства в Академии наук 5 .

  • 2 ПСЗ. Т. XIX . № 13996, 23 июня 1773 г. Между казанским губернатором и православным духовенством возник конфликт, так как губернатор, опираясь на соответствующие статьи «Наказа», дал разрешение построить две мечети.
  • 1 Гессен Ю. История еврейского народа в России. Л., 1925. Т. I . С. 9 и далее. В 1740 г. 292 евреям и 281 еврейке, проживавшим в 130 дворах, было приказа­ но покинуть Малороссию.
  • 4 ПСЗ. Т. X . No 7612, Зиюля 1738 г.

Екатерина II , спустя четыре или пять дней после своего воцаре­ ния, присутствовала на одном из рядовых заседаний Сената и обна­ ружила в повестке дня восходящее к времени Петра 111 предложение позволить евреям селиться в России. Императрица решила, что вряд ли мудро начинать царствовать с такого шага, который будет вос­ принят как серьезное отступление от только что данного ею слова оберегать православную веру. Из затруднения ее вывел один из се­наторов, предложив обратиться сначала к указу императрицы Ели­ заветы по поводу предыдущего аналогичного проекта. Прочитав слова покойной государыни: «От врагов Христовых не желаю ин­ тересной прибыли», Екатерина набралась смелости отложить решение этого вопроса 6 . В Манифесте 4 декабря 1762 г. о пригла­шении иностранцев на поселение в Россию было ясно сказано, что евреев оно не касается 7 .

Однако императрица все-таки считала поселение еврейских колонистов на российских землях, во-первых, полезным для осво­ ения пустующих земель Новороссии, а во-вторых - средством уве­ личить донельзя малочисленное российское «третье сословие». Поэтому одновременно с указом 1762 г., евреев не касавшимся, вышла инструкция властям Юга России: допускать на свои земли всех переселенцев без различия расы и веры. Именно эта формули­ ровка обыкновенно применялась тогда, когда речь шла о евреях 8 . В 1764 г. Екатерина приказала князю Дашкову, находившемуся с русской армией в Польше, взять под свою защиту всех евреев, же­лающих выехать в Россию 9 . Первое специальное разрешение евре­ ям селиться в Новороссии было дано в 1769 г. 10

Ничто не свидетельствует ярче об ограниченности абсолютной власти, чем те секретные меры, к которым прибегала Екатерина, чтобы развивать поселение евреев в России. В апреле-мае 1764 г. частным письмом (его составил Г. Г. Орлов - главный помощник императрицы в вопросах об иностранных колонистах) она велела лифляндскому губернатору Броуну разрешить нескольким купцам (очевидно, еврейским) из Новороссии поселиться в Риге, а также выдать паспорта ряду лиц, направляющихся из Митавы в Санкт- Петербург, «без указания их расы и веры». Екатерина своей рукой приписала по-немецки: «Если вы меня не поймете - не моя вина... Держите все это в тайне» 11 . Таким образом, семерых евреев, в том числе и раввина, тайно провезли в столицу, где на некоторое время поселили вдоме исповедника самой государыни, а двор делал вид, что не замечает их вероисповедания 12 .

  • 5 ПСЗ. Т. XI . № 8673, 2 декабря 1742 г.
  • ь Сочинения императрицы Екатерины II . СПб., 1907. Т. XII . С. 570. 7 ПСЗ. Т. XVI . № 11720.
  • * Bartlett R. Human Capital. The Settlement of Foreigners in Russia. 1764-1804. Cambridge, 1979. P. 90.
  • 9 С 6 РИО. Т. LI.C.440.
  • 10 Bartlett R. Op.cit.;nC3. T . XVIII . N9 13383. 16 ноября 1769 г. Еврейские во­ еннопленные получили позволение жить в России (см.: Гессен Ю. Закон и жизнь: Как созидались ограничительные законы о жительстве в России. СПб.. 191!.С. 18).

С появлением в Риге евреев, которым было поручено вербовать и перевозить еврейских колонистов в Южную Россию, снова встал вопрос о статусе еврейского населения Лифляндии. Бесконтроль­ ный приток евреев в Ригу «по пути в Новороссию» встревожил го­родской совет, и его члены прибегли к старой практике - открыли особую «гостиницу» для евреев за чертой города. Там всем им и по­ лагалось селиться, если только они не откупались от этого ограни­ чения сотней талеров. В 1765 г. среди жителей Риги насчитывалось 36 евреев. 8 февраля 1766 г. губернатор Броун издал патент, ограни­чивший деятельность евреев пределами Риги. Здесь им позволялось торговать некоторыми товарами (кроме всякого старья) при посред­ ничестве рижских купцов. Евреям, не купившим освобождения за сто талеров, полагалось жить вне стен Риги. В остальной Лифлян­ дии евреям не разрешалось ни селиться, ни наниматься на работу 13 .

Права евреев на постоянное проживание в Остзейских провин­ циях были более четко сформулированы в 1783 г., когда, по согла­ шению между Россией и Курляндией, это бывшее герцогство усту­ пило Лифляндии небольшой кусок земли вокруг Шлока. В 1785 г. Екатерина разрешила селиться там людям «без различия расы и ве­роисповедания». Теперь рижские евреи в основном приписывались в Шлоке. Исключение составляли лишь так называемые «шютц- юден» - привилегированные евреи, свободные от ограничения на проживание, которым разрешалось селиться в самой Риге 14 . Итак, в Л ифляндии, где уже существовало развитое организованное город­ ское сословие, а потому не было нужды искусственно увеличивать численность «третьего рода людей», Екатерина удовольствовалась скромной дозой веротерпимости, достаточной для того, чтобы по­ мочь торговле и дать людям, ею занятым, определенную защиту за­кона, но недостаточной для получения евреями статуса постоянных жителей или равных прав с населением всей Л ифляндии.

  • 11 ГессенЮ. Указ.соч. С. 16-17.
  • 12 Там же (цитата из письма Екатерины II к Дидро).
  • 13 BuchhottzA. Geschichte der Juden in Riga. Riga. 1899. S. 64. 67-69,123-128.
  • 14 ПСЗ. T. XXII. № 16146. указ генерал-губернатору Броуну от 4 февраля 1785 г. См.: Buchholtz A . Op . cit . S . 69ГГ. Речь шла об очень малых цифрах: в 1895 г. в Шлоке было всего 89 еврейских купцов и 44 мещанина.

С присоединением к России части Речи Посполитой в 1772 г. возник совершенно новый комплекс проблем. Несмотря на все страдания, которые претерпели евреи в XVII - XVIII вв. от украин­ ских казаков, польских католиков, шведских лютеран, православ­ ных русских, на этих землях все-таки сохранились крупные еврей­ ские общины, которые в ряде городов превосходили по численности христианское население 15 .

Традиционной еврейской системой организации общества, сло­ жившейся на протяжении столетий, являлся кагал - выборный орган, как правило, во главе с раввином, управлявший всеми дела­ми еврейской общины данной местности и отвечавший перед ко­ роной за уплату налогов и исполнение всякого рода повинностей. В мелких селениях имелись подкагалы. Представители кагалов иг­ рали роль лобби при польском сейме, действуя в интересах польско­ го еврейства в целом 16 .

В манифесте, которым была провозглашена аннексия белорус­ ских провинций Польши, специально говорилось и о евреях как о группе, на которую распространяются милосердие и щедрость им­ ператрицы. Им подтвердили пожалованные польскими королями права на свободное отправление ритуалов своей религии и на иму­ щество 17 . Несмотря наточто критерии определения, кто еврей, акто нет, никогда четко не формулировались, они были чисто религиоз­ными. Еврей, обращенный в христианство, в правовом смысле пе­ реставал быть евреем" 1 . Но политика России в отношении ее новых еврейских подданных разрывалась между двумя противоположными тенденциями: нужно было сохранять кагал с его властью в общине и способностью выполнять те функции, которые государство пока не в силах было взять на себя, а при этом хотелось покончить с еврейс­ кой обособленностью, которую консервировал автономный инсти­ тут кагала, и включить евреев в общероссийское городское сословие.

  • 15 Гессен Ю. История еврейского народа... Т. 1. С. 58 и примеч. 33. В 1784 г. в Могилевской губернии к купечеству был приписан I 161 еврей (купцов из хри­ стиан было 321 человек), а к мещанству - 14 258 евреев (и 7126 христиан). В Полоцкой губернии проживало 467 еврейских купцов и 646 христианских, 6955 евреев-мещан и 7824 христианина. Евреи здесь составляли 2,76% от обще­ го населения и 37% городского населения. Впрочем, И. Левитац указывает на ненадежность цифровых данных (Leviiais I . The Jewish Community in Russia 1772-1844. N . Y ., 1970. P . 18).
  • 16 Гессен Ю. Указ. соч. С. 30 и далее.
  • 17 ПСЗ. Т. XIX . N9 13850, 16 августа 1772 г. С этих пор оскорбительное слово «жид» официально исчезло из российских указов, сменившись нейтральным словом «еврей».

Поначалу русские власти поддерживали систему кагалов и чис­ лили каждого еврея за его общиной, как любого купца или меща­ нина за соответствующим магистратом или ратушей. Он подлежал власти кагала не только в духовных делах, но и в правовых, финан­ совых и административных. Евреи платили подушную подать в раз­ мере одного рубля с души мужского пола и налог вместо рекрутс­кого набора. Евреи, проживавшие на частновладельческих землях, подлежали юрисдикции помещиков, как в польские времена.

С вводом в действие «Учреждений об управлении губерний» в новых Могилевской и Полоцкой провинциях в 1778 г. заметно уси­ лилась интеграция евреев в российское общество. Тяжбы евреев с христианами или дела по векселям теперь рассматривали магистра­ ты, если речь шла о горожанах, и нижние земские суды для сельс­ких жителей. В январе 1780 г. евреям Могилева и Полоцка позво­ лили записываться в купечество или мещанство в зависимости от размеров капитала. Еврейским купцам вместо подушной подати теперь полагалось платить налог в один процент с объявленного капитала, как и русским купцам 19 . В 1783 г. евреям велели платить те же налоги, что платило русское население, прямо в русские ма­ гистраты, которым были переданы от кагалов также функции вы­ дачи паспортов. Евреи участвовали в местных выборах 1783 г., при­чем несколько человек были избраны в органы управления. В ответ на протесты общественного мнения и даже противодействие мест­ ных чиновников Екатерина велела губернатору Могилева и Полоц­ка генералу П. Б. Пассеку проследить за тем, чтобы выбранные ев­ реи допускались к исполнению их должностных обязанностей 20 . Но антисемитизм здесь был слишком силен, в районах с преобладаю- шим еврейским населением выборы проводились по отдельным куриям, и все вместе преследовало цель исключить появление ев­ реев на крупных руководящих постах. Так, хотя в Могилевской гу­ бернии было избрано 25 евреев, в том числе семеро бургомистров или членов ратуш, ни один из них не попал в городской магистрат, хотя там проживало 375 купцов-евреев и 196 купцов-христиан, а также 2709 еврейских мещан и 2703 христианских.

  • 18 Этот вопрос был четко поставлен в указе 17 октября 1776 г. См.: KlierJ.D, The Ambiguous Legal Status of Russian Jewry in the Reign of Catherine II // Slavic Review. 1976. Vol. 35. № 3. P. 804-817.
  • 19 ПСЗ. Т. XX. № 14962, 7 января 1780 г.; Т. XXI. № 15130, 10 марта 1781 г.
  • 20 f ecceH [ Q у К аз. соч. С. 58 и примеч. 33.

Всего двумя годами позже, в 1785 г., возник спор о гражданс­ ких правах евреев Могилева и Полоцка в связи с тем, что согласно Жалованной грамоте городам расширился спектр выборных орга­ нов, в которые евреи как члены городского сословия могли выби­ рать депутатов. Магистраты и администрация часто проявляли не­ желание наделять этими правами своих еврейских земляков. Чтобы призвать магистраты к порядку, в 1786 г. императрице пришлось направить могилевскому генерал-губернатору именной указ. Подей­ ствовал ли он, остается неизвестным. В то же самое время Екате­ рина решительно отклонила просьбу евреев сохранить их традици­онную судебную систему 21 . На повестке дня стояла ассимиляция.

Либеральные, на первый взгляд, меры, даровавшие евреям ра­ венство перед законом с христианским городским населением, на­ лагали на них такие ограничения, которых они не знали в Польше, но которые лежали на российском городском сословии. Речь идет об ограничении свободы передвижения, связанном с регистрацией в городе. Указ, по которому всем людям, приписанным к городско­ му сословию, надлежало покинуть сельскую местность и пересе­ литься в города, очень больно ударил по евреям, да, наверно, и был нацелен против них 22 . Ведь очень многие евреи обосновались в сель­ ской местности, зарабатывая на жизнь в качестве помещичьих фак­торов, арендуя винокурни и корчмы. А белорусские города в основ­ ном представляли собой жалкие скопления деревянных домов, где евреям трудно было бы расселиться и добывать средства к существо­ ванию. Еще один удар нанесло им введение в действие в Белорус­ сии в 1783 г. Устава о винокурении 1781 г., в котором подтверждался запрет на этот промысел всем недворянским сословиям - и ку­ печеству, и мещанству, и евреям 23 .

  • 21 ПСЗ. Т. XXII . N° 16391, 7 мая 1786 г. Ни в одной другой европейской стра­ не, кроме Тосканы, евреи не имели таких муниципальных прав. См.: Baron S. W. The Russian Jew under Tsars and Soviets. N . Y ., 1964. P . 18.
  • 11 Гессен Ю. Указ. соч. С. 74-77.

Депутаты от кагалов не раз обращались к императрице с жало­ бами на эти правовые ограничения, и наконец 7 мая 1786 г. вышел указ, явившийся самым ранним в Европе официальным признани­ ем гражданского равноправия евреев 24 . В нем признавалось, что евреи - подданные Российского государства, пользующиеся всеми правами и привилегиями, положенными им по статусу и роду заня­ тий. Им следовало разрешить арендовать винокурни и корчмы на тех же условиях, что и всем остальным. Это означало, что отныне власти станут неофициально терпеть присутствие евреев в сельской местности. Евреям позволили выбирать представителей во все го­ родские институты наравне с другими группами населения и пере­ дали их под юрисдикцию губернских судов. Кагалам оставили те функции, которые в христианских общинах выполняли мирские сходы, возложив на них ответственность за уплату подушной пода­ти. Им же предоставили решать вопросы веры и ритуала и выпол­ нять некоторые функции приказов общественного призрения.

Законодательство 80-х гг. принесло еврейским общинам извес­тную защиту и статус, по крайней мере - в бывших польских про­ винциях. Неудивительно поэтому, что когда в 1780 г. Екатерина посетила Могилев вместе с австрийским императором Иосифом И, самым пышным и ярким оказалось убранство еврейских улиц и ус­троенные кагалами иллюминации и фейерверки 25 . И все же, хотя власти, возможно, и намеревались создать серьезные предпосылки для развития еврейского городского сословия, в издаваемых ими распоряжениях нередко царила такая двусмысленность и неточ­ ность, что антисемитски настроенным губернаторам или местным властям легко было их обойти 26 .

В 90-е гг. XVIII в. в российской политике в отношении евреев произошла перемена, которая так и не получила удовлетворительного объяснения.

  • 21 См.: Le Donne J. Indirect Taxes in Catherine"s Russia. II. The Liquor Monopoly //JGOE. 1976. Vol. 24. Ns 2. P. 173-207; Гессен Ю. Закон и жизнь... С. 33.
  • 24 Pipes R. Catherine 11 and the Jews// Soviet Jewish Affaires. Vol. 5. № 2. P. 3 - 20; ПСЗ. Т. XXH.Jsfe 16391, 7 мая 1786 r.
  • 25 С6РИО. T . I . C . 384 и далее ( Дневная записка путешествия императрицы Екатерины II »).
  • 7Ь Вопрос о том. в какой степени проводились в жизнь положения майского указа 1786 г., нуждается в дальнейшем исследовании.

В декабре 1789 г. евреи Белоруссии обратились с просьбой разрешить им приписываться к купечеству за пределами Минска и Полоцка, а небольшая группа очень богатых еврейских купцов фактически обосновалась в Москве. Московское купече­ ство, не терпевшее никаких конкурентов, будь то православный крестьянин или белорусский еврей, в 1790 г. пожаловалось в Сенат на лживых и лукавых конкурентов, наносящих урон их торговле, причем подчеркнуло, что делает это не из религиозных предрассуд­ ков, а радея об интересах торговли. Жалоба московских купцов была рассмотрена Советом при Высочайшем дворе 7 октября 1790 г. В Со­ вете шла речь о том, что ни в одном законе не позволено евреям се­ литься во внутренних российских городах и что их присутствие там не приносит никакой особенной пользы. Поэтому было решено позволить евреям свободно селиться только в Белоруссии, а также в Екатерин осла вс кой и Таврической губерниях (т.е. в Крыму) 27 . Однако в это время у властей еще не было намерения ограничить права евреев на выбор места проживания в большей степени, чем у православного населения. Нельзя забывать, что, за исключением дворянства, все сословия в России испытывали большие трудности с передвижением по стране. Евреев направили в обширные облас­ ти с малочисленным населением, внутри которых они получали большую свободу передвижения, чем русские купцы в самой Рос­сии. (Потемкин приветствовал на своих землях всех переселенцев; говорили даже, что одно время он собирался создать особый «Из- раиловский» полк 28 .)

По второму и третьему разделам Польши Россия присоединила к своим владениям новые районы со значительным еврейским на­ селением (в 1793 г. - Волынь и Подолию, а в 1795 г. - Виленскую и Гродненскую губернии). На их еврейское население распростра­нили в целом те же гражданские и религиозные права, что и на бе­лорусских евреев. Но в 1794 г. Екатерина объявила о резком изме­ нении курса политики в отношении евреев. Указом 23 июня 1794 г. была вдвое повышена ставка подушной подати и налогов с еврейс­ кого населения по сравнению с христианами тех же сословий 29 .

  • 27 ПСЗ.Т.ХХИ.МЬ 17006. 23 декабря 1791 г. См.также: АГС. Т. |. С 365-368.
  • п О взглядах Потемкина см.: Ligne Ch . prince de . Memoires et melanges histo- riqueset litteraires. Paris. 1827. Vol. II. P. 103 ft"(письмо к Иосифу II).
  • 29 ПСЗ. Т. XXIV. N9 17224, 1 июля 1794 г.; Гессен Ю. История еврейского на­ рода... Т. 1. С. 86 и примеч. 11.

Одновременно территории законного расселения евреев были рас­ ширены за счет трех малороссийских губерний (Киевской, Черни­ говской и Новгород-Северской).

Указ 1794 г. истолковывали по-разному. Ознаменовалось ли его появлением начало государственного антисемитизма? Или это была мера, нацеленная исключительно на повышение налоговых поступ­ лений во время финансового кризиса, чтобы восполнить убытки, которые несла казна из-за освобождения евреев от рекрутского на­бора? Или в указе отразился страх перед евреями как носителями и проводниками бунтарских идей Французской революции? 30 Или, может быть, этот указ отвечал желанию правительства переместить людей из густо заселенных западных пограничных областей в пус­ тынные южные районы, полученные от Порты по Ясскому миру? Ведь переселенцы получали временное освобождение от всех нало­ гов, а впоследствии это способствовало развитию одного из круп­ нейших городов русского еврейства, Одессы 31 .

С мусульманами Россию связывали гораздо более давние и тесные отношения, чем с евреями. Они начались во времена Золо­той Орды, обращенной в ислам в XIV в., и стали интенсивнее пос­ ле завоевания в XVI в. татарских ханств - Казанского и Астраханс­ кого, принесшего России многочисленных подданных-мусульман. На протяжении XVII в. государство проводило суровые меры для об­ ращения мусульман в православие и наказывало за возвращение в ислам. Мусульман же, совративших христиан с пути православия, жгли на кострах. К середине века мусульманское население почти совсем покинуло города и существовало в основном в сельских об­ щинах, сознательно замкнувшись в своем мире.

Петр I добивался перехода мусульман в православие при помо­ щи таких стимулов, как пожалование денег и шуб с царского пле­ча, освобождение от налогов или рекрутского набора, не отказыва­ясь и от принудительных мер. В 1731 г. была учреждена Комиссия для крещения иноверцев Казанской и Нижегородской губерний и других мест, а в 1740-е п. ее переименовали в Канцелярию офице­ ра от новокрешенеких дел. Она ведала гражданской и религиозной администрацией исламских об шин в целом. Эти функции в мусуль­ манских районах Канцелярия исполняла крайне грубо: похищали детей, насильно крестили взрослых, разрушали мечети 32 .

  • 30 Р. Пайпс особо выделяет этот последний аспект политики Екатерины (Pipes ft . Op . cit .). Но я нахожу его аргументы неубедительными, так как при­ сутствие евреев в Москве, конечно, было бы менее опасным, чем в погранич­ ных областях империи. Тот факт, что всем иностранным евреям было в 1792 г. приказано покинуть Россию, отражает, скорее, подозрительность в отношении иностранцев вообще, а не только евреев.
  • 31 Спедует отметить, что евреи продолжали оставаться свободными от рекрут­ ского набора (при уплате особого налога) (ПСЗ. Т. XXIII . № 17432, 21 января 1796 г.).

Первым шагом Екатерины в отношении ислама было упраздне­ ние Канцелярии офицера от новокрещенских дел в 1764 г." Креще­ных татар уравняли по положению с остальными государственны­ ми крестьянами, освободив их еще на три года от подушной подати и рекрутчины. Но как только новообращенные татары перестали испытывать давление со стороны Канцелярии, они начали масса­ ми отпадать от православия и возвращаться к исламу. Новая пози­ция правительства в отношении мусульман снова проявилась в де­ кабре 1766 г., когда татарскому населению Урала и Поволжья было предложено направить депутатов в Уложенную комиссию 34 . Депу­ таты прибыли в Москву, снабженные, как положено, наказами из­ бирателей, в которых излагались их нужды и печали. Большая часть наказов носила экономический характер. Среди них были жалобы на захват земель, на ограничение хозяйственной деятельности та­ тарского населения, но шла речь также и о религиозных гонениях. Депутаты от мусульман просили снять все экономические ограни­чения, восстановить в правах татарскую знать, узаконить исламс­ кую веру 35 . Во время дебатов двое депутатов-мусульман резко вос­противились предложению рассматривать свидетельства мусульман под присягой на тех же основаниях, что и свидетельства русских раскольников, и настаивали на полной правомочности клятвы на Коране 36 .

На саму императрицу Казань во время поездки 1767 г. произве­ ла очень благоприятное впечатление. Как писала она Никите Панину 27 мая, этот город был достоин стать столицей какого-нибудь царства. Она поселилась в купеческом каменном доме, где были «девять покоев анфиладою, все шелком обитые, кресла и канапеи вызолоченные, везде трюмо и мраморные столы под ними» 37 . На­ходясь в Казани, Екатерина принимала делегации разных сословий и разрешила строить мечеть 38 .

  • и Lemercier Quetquejay С. Les Missions Orthodoxes en Pays Musulmans de Mo- yenne et Basse Volga, 1552-1865//CMRS. 1967. Vol. Vlll.Nb 3. P. 369-403;2en- kovskyS. A. Pan-Turkism and Islam in Russia. Harvard University Press , I960.
  • " ПСЗ.Т. XVII . № 12721, 2 апреля 1764 r .
  • 14 Среди 52 депутатов от нерусского населения было двадцать татар и двое башкир. Трое из этих татар были христианами и 17 мусульманами. См.: Фло- ровскийА. Л Состав законодательной комиссии 1767-1774 гг. Одесса. 1915. С. 469.
  • ib Некоторые из этих наказов были опубликованы в изд.: СбРИО. Т. CXV . С. 304 и далее. Они свидетельствуют о скоординированности действий различ­ ных групп мусульманского населения Казанской губернии.
  • * Там же. Т. XIV . С 135. 156-159.

Указ о веротерпимости, если можно так назвать этот документ, появился в 1773 г. именно по поводу строительства мечетей и стал началом нового периода в жизни мусульманской обшины России 39 . Религиозные преследования официально прекратились, сменив­ шись пассивной веротерпимостью. Затем последовал указ 1776 г., отменивший ограничения экономической деятельности татар 40 . Когда к России был присоединен Крым, здесь начали проводить более последовательную политику - вероятно, в значительной мере благодаря тому, что Екатерина и Потемкин полностью сходились во взглядах на эти проблемы. Оба они понимали, что необходимо привлечь на свою сторону религиозную и светскую верхушку Кры­ ма, где имелось около полутора тысяч мечетей, а 25% земель при­ надлежало мечетям и различным культовым учреждениям 41 . Поэто­му существующие исламские структуры российские власти оставили без изменений, а православной церкви не велели вмешиваться в местные духовные дела.

Инициатива создания центральной администрации мусульман­ ского населения России принадлежит предприимчивому оренбур­ гскому губернатору Игельстрому, который пришел к заключению, что, оказывая поддержку исламу, Российское государство могло бы отучить татарские племена от их кочевых обычаев. Осенью 1785 г. Екатерина согласилась с рекомендациями Игельстрома, в резуль­ тате чего началось строительство многочисленных мечетей, кара­ ван-сараев, медресе 42 . В 1786 г. мусульманские школы подчинили ведению Комиссии по заведению в России народных школ, кото­рой было поручено печатать учебники для мусульман за счет русского правительства на русском и татарском языке, отныне полу­ чившем права официального языка мусульман России 43 . Наконец, в 1788-1789 гг. была учреждена центральная администрация всех мусульман Российской империи, сначала размешавшаяся в Орен­ бурге, а затем в Уфе. Это был орган, параллельный Святейшему синоду для православных, хотя и не получивший такого же статуса. Он имел форму верховной ассамблеи мусульманского духовенства и ведал надзором за религиозной жизнью, контролировал профес­ сиональную подготовку духовенства, раздавал назначения муллам, инспектировал школы при мечетях. Духовная ассамблея рассмат­ ривала вопросы вероучения, дела о браках и разводах. Гражданские дела, касавшиеся мусульман, должны были передаваться на рас­ смотрение в русские светские суды. Мусульманский муфтий, или глава Духовной ассамблеи, как и другие высшие мусульманские должностные лица, получил дворянство и право владеть имениями с мусульманскими крестьянами. Допускать в Россию мулл и улемов из Османской империи или из Бухарского ханства запрещалось 44 .

  • ¦" С6РИО. Т. X . С. 202.
  • и Zenkovsky S . A . Op . cit . P . 17.
  • 39 ПСЗ. Т. XIX . № 13996. См. выше, с. 802.
  • 40 ПСЗ. Т. XX . № 14540. 22 ноября 1776 г.
  • 41 См.: Fisher A. W. Enlightened Despotism and Islam under Catherine II // Slavic Review. 1968. Vol. XXVII. P. 542-553.
  • 42 ПСЗ. T. XXII. Nb 16255, 4 сентября 1785 г.

Грамота мусульманской Духовной ассамблее служила законо­дательной основой и оформлением религиозной и культурной жиз­ ни мусульманства России до большевистской революции 45 . Она создала систему ассимиляции татар-мусульман в Российском госу­ дарстве при помоши и силами их собственных руководителей. На этой стадии задача культурной «русификации» преследовалась лишь настолько, насколько это было необходимо для осуществления ад­ министративного контроля. Официальным языком Духовной ас­ самблеи мусульман провозгласили русский (с переводом на татар­ ский), но во всех других случаях внутри мусульманской общины сохранилось неограниченное применение национальных языков.

Прекращение религиозного противостояния и включение му­ сульманской элиты в русскую государственную систему весьма спо­ собствовало развитию областей с татарским населением и установ­ лению в них спокойствия. Постепенно местная знать утратила прежнее значение, а когда главным занятием татар стала торговля со Средней Азией, среди них сложился мощный купеческий слой, которому пошел на пользу новый порядок 46 .

  • 43 Рескриптами от 25 февраля 1782 г. и 2 мая 1784 г. было разрешено строи­ тельство мечетей на землях киргиз-кайсаков (Lemercier - Quelquejay С. Op . cit . Р. 393).
  • 44 См.: ПСЗ. Т. XXII . № 16710, 22 сентября 1788 г.; N° 16711; Т. XXIII . N ? 16759, 20 апреля 1789 г.

Имея дело с евреями и мусульманами, Екатерина И пользо­ валась совершенной свободой рук: одно из этих религиозных сооб­ ществ, иудейское, вообще не имело верховного главы, а второе, мусульманское, формально подчинялось турецкому султану как ха­ лифу, но Россия могла себе позволить его игнорировать. Более сложные проблемы возникали с католической общиной, потому что у католиков был верховный глава за пределами России, и с его ав­ торитетом нельзя было не считаться.

В XVII в. приток в Россию иностранцев, среди которых было много шотландце в-католиков, вроде Патрика Гордона, вызвал не­ обходимость в католических церквях и школах. В 1685 г. пара отцов- иезуитов сумела неофициально открыть церковь и школу, но пат­ риарх Иоаким уговорил Петра I в 1689 г. иезуитов изгнать. Обшир­ная программа привлечения на русскую службу иностранных спе­циалистов привела Петра I к решению в 1702 г. проводить полити­ ку широкой веротерпимости (хотя и ограниченной христианскими вероисповеданиями), запретив, однако, любые формы прозелитиз­ ма. Понемногу в России начали появляться члены различных като­ лических орденов, а пасторам позволяли проживать в частных до­ мах в роли капелланов или духовных наставников 47 . В 1721 г. были разрешены смешанные браки при условии, что православных супругов не будут обращать в другую веру, а детей станут воспитывать в православии 48 .

  • 46 Оборот торговли со Средней Азией возрос с 83 000 руб. в 1773-1777 гг. до 624 000 руб. в 1793-1797 гг. и до 11 336 000 руб. в 1830 г. (Zenkovsky S . A . Op . cit . P . 20). Русские историки XIX в., например Д. А. Толстой, резко критиковали эту политику веротерпимости и старания властей добиться «обрусения» татар при помощи татарских мулл. Ср. работу Э. Фишера (Fisher A . W . Op . cit . Р. 551), где приведены выдержки из предпринятого Д. А. Толстым издания бумаг гра­ фа О. А. Игельстрома (РА. 1886. № 11. С. 346).
  • 47 История католичества в России изучена II . Пирлингом (Pieriing P . La Russie et le Saint Siege . Paris , 1912. Vol . I - V) и Д. А. Толстым { Толстой Д. А. Римский католицизм в России: Историческое исследование. СПб., 1876. Т. I - И), чья работа впервые вышла на французском языке в 1863-1864 гг. Пирлинг смот­ рит на дело как завзятый папист, а Толстой - как православный русский на­ ционалист. Часто бывает трудно свести воедино их версии тех или иных собы­ тий, но все же такая попытка предпринята в данной работе. М. Морошкин, подобно Д. А. Толстому, был решительно настроен против иезуитов (Морош­ кин М. Иезуиты в России в царствование Екатерины II и до нашего времени. СПб., 1867-1870. Ч. 1-11). Ср. также: ZatkoJ.J. The Organizatin of the Catholic Church in Russia, 1772-1874//SEER. 1965. Vol . LV 1 II . № 101. P . 303-313.

Католическим общинам в России, кажется, исключительно не везло с выбором священников. Здесь происходили вечные раздоры между духовенством и верующими, между священниками разных орденов, причем, как правило, из-за церковных средств и имуще­ства, а за справедливостью обращались к русским властям. Самая крупная из этих недостойных склок произошла вскоре после вос­ шествия Екатерины на престол, в 1766 г. 49 Императрица с удоволь­ ствием вмешалась в это дело и, не советуясь ни с какими католи­ ческими авторитетами, 12 февраля 1769 г. издала свой «Регламент, данный Сактпетербургской римско-католической церкви» в Рос­ сии. В нем она заявила о намерении не вмешиваться в вопросы ка­ толического вероучения, а далее предписала разрешить пребывание в России шестерых священников-францисканцев. Императрица постановила, что католическая община должна выбирать себе гла­ ву и в помощь ему восемь синдиков, или старшин, для решения финансовых проблем; что нужно открыть школу для детей-католи­ков (которую не разрешалось посещать ученикам других вероиспо­ веданий); что принадлежащие католикам здания и имущество ос­ вобождаются от городских налогов; что католические священники обязываются не заниматься прозелитизмом и, наконец, что все спо­ ры следует передавать на рассмотрение в Юстиц-коллегию по де­ лам Лифляндии, Эстляндии и Финляндии (которая уже ведала де­ лами лютеран)* 0 .

Тем самым Екатерина 11 отвергла право Рима назначать священ­ ников или контролировать католическое имущество в России. Для русского православного историка, каким был Д. А. Толстой, ее по­ литика воплощала мудрое утверждение государственного контроля над римско-католической общиной в России, защищенной теперь от произвола ее духовенства 51 . С точки зрения католического исто­ рика П. Пирлинга, эта же мера представала как пример русского деспотизма, отнявшего у Рима право назначения священников. Она никогда не признавалась законной со стороны папского престола (среди прочих причин и потому, что подрывала главенство Рима, поощряя участие выборных представителей обшины в управлении ее делами). Тем не менее, несмотря на старания Рима в последую­ щие годы заставить Екатерину смягчить эти меры, «Регламент» 1769 г. был принят на практике и даже пережил конкордат, заклю­ ченный между Россией и Римом в 1847 г."

  • 48 ПСЗ. Т. VI . JSfe 3814, 18 августа 1721 г. (о разрешении шведским военно­ пленным жениться на русских женщинах). Закон был принят для того, чтобы выдать цесаревну Анну Петровну за герцога Голштинского.
  • 44 Там же. Т. XVII . № 12776, 6 ноября 1766 г.
  • 50 Там же. Т. XVIII . № 13251. 13252.
  • ""¦ Толстой Л А. Указ. соч. С. 178-179.

Первый раздел Польши и здесь полностью изменил прежнюю картину. Под властью России вдруг оказалось примерно 100 тыс. подданных-католиков, а также около 800 тыс. униатов. Это стави­ло перед русским правительством тройную проблему. Во-первых, следовало обеспечить независимость католических общин Белорус­ сии от польской католической иерархии. Во-вторых, необходимо было создать новую иерархию и структуру церкви восточнокатоли- ческого вероисповедания, а также урегулировать отношения меж­ду этой новой церковной организацией, Российским государством и папским престолом. В-третьих, Россия почти сразу столкнулась с вопросом, подчиняться ли папскому постановлению о роспуске ордена иезуитов, объявленному под давлением Франции и Испании буллой Dominus ас Redemptor от 21 июля 1773 г. (по новому стилю).

В манифесте о присоединении Белоруссии Екатерина обещала уважать веру ее населения, а сентябрьским 1773 г. договором с Польшей обязалась сохранять неизменными позиции католичества. Однако успевшая прочно укорениться российская традиция главен­ ства государства над церковью с неизбежностью означала, что го­ сударыня по-своему истолкует понятие status quo и устранит всякий независимый от государства внешний (или внутренний) контроль над институтами католической церкви. Это означало, что российс­ кие католики будут пользоваться свободой отправления церковных обрядов, а государство не станет вмешиваться в вопросы вероуче­ния, но при этом те принципы, которыми регулировались отноше­ния между государством и православной церковью, будут теперь управлять и его отношениями с римско-католическим вероиспове­ данием. В известном смысле политика России в отношении като­ ликов носила еще более произвольный характер, потому что у ка­ толиков не было даже такого органа, как Святейший синод, способ­ ного выступать посредником между паствой и властью.

  • " Pierling P. Op. cit. Vol. V. P. 16.

Итак, совершенно игнорируя Рим и не советуясь с католичес­ ким духовенством, 14декабря 1772 г. императрица издала указ, оп­ ределивший статус римских католиков в Белоруссии и по всей Рос­ сии, полностью изъяв их из-под власти польских епископов и аб­ батов. Отныне учреждалось новое Могилевское епископство, куда назначили епископа Станислава Сестрекцевича-Богуша. Все като­ лики Российской империи подчинялись Могилевскому приходу, где бы они ни жили, а все римско-католические монастыри передава­лись под власть епископа Сестренцевича (что шло вразрез с обыч­ ной католической практикой). В помощь епископу избиралась кон­ систория (наподобие протестантской) для управления церковным имуществом согласно Уставу 1769 г. Епископ получил поистине царское казенное жалованье- 10 тыс. руб. в год. В тяжбах, некаса­ ющихся вопросов веры, судами для католиков первой и второй ин­ станций назначались Юстиц-коллегия по делам Лифляндии, Эст- ляндии и Финляндии и Сенат. Имущество монахов, не присягнув­ ших русской императрице, а также монастырей на бывших польских землях подлежало конфискации. В 1786 г. католической церкви за­ претили приобретать имения, хотя отдельным священникам и епис­ копам все еще позволялось владеть землей как частным лицам 53 . Кроме того, Екатерина ввела практику, впоследствии подтвержден­ ную официальным указом, - не допускать вступления в силу на территории России папских булл и бреве прежде, чем их рассмот­ рит Сенат 54 .

Эти действия ни с кем не считавшейся императрицы, по соб­ ственному произволу устраивавшей дела католической церкви в России, оскорбляли папство, в особенности такие шаги, как назна­ чение епископа императорским указом, установление размеров епархии и правовое подчинение церкви власти светской Коллегии. Епископ Сестренцевич, нуждавшийся в конфирмации от папы, бе­ зуспешно маневрировал между Санкт-Петербургом и Римом, по мере надобности подправляя свои донесения. Но папа мало что мог сделать, так как находился в неловком положении - ему нужна была помощь Екатерины в подавлении ордена иезуитов.

  • " ПСЗ. Т. XVIII . № 13580; Т. XIX . .N9 14073, 22 ноября 1773 г.; Т. XXII . N° 16616, 26 января 1788 г.; Толстой Д. А. Указ. соч. С. 43. Известно, что поли­ тика Екатерины II в отношении польской церкви формировалась под влияни­ ем 3. Г. Чернышева (генерал-губернатора двух новых губерний), Сальдерна, ведшего тогда переговоры в Польше, и Г. Н. Тенлова, который и в этой облас­ ти показал себя ревностным приверженцем идей Просвещения.
  • 44 Толстой Д. А. Указ. соч. С. 22; ПСЗ. Т. XXI . Si 15326.

На польских землях, аннексированных Россией, размещались четыре иезуитские коллегии, две резиденции и четырнадцать мис­ сий, втом числе крупная иезуитская коллегия в Полоцке, основан- ная Стефаном Баторием, с библиотекой в 35 тыс. томов. В них слу­ жило около 200 иезуитов, в том числе 98 священников 35 . Поначалу Екатерина велела 3. Г. Чернышеву, генерал-губернатору Могилев- ской и Полоцкой губерний, присматривать за иезуитами «яко за коварнейшими из всех латинских орденов» 56 . Впрочем, иезуиты, казалось, были готовы подчиниться приказам из Рима и свернуть свою деятельность. Троих из них, присяпгувших на верность Рос­ сии, вызвали в Санкт-Петербург, и Екатерина была приятно удив­ лена их блестящим умом и светским обхождением 57 .

При дворе теперь начали обсуждать, как быть с иезуитами. Граф Захар Чернышев хотел, чтобы все осталось как прежде, потому что ценил иезуитов за их умение учить и воспитывать. Того же мнения, судя по всему, придерживался и Г. Н. Теплов. Но Н. И. Панин был невысокого мнения об этом «сектантском сборище святых отцов, которые к вящему своему позору плохо справляются с обучением юношества» 58 . Можно лишь гадать, на каком решении остановилась Екатерина в этот момент. Разумеется, было бы трудно заменить чем- то иезуитские коллегии, не «ввозя» новых священников из Польши или еще откуда-нибудь, поэтому она могла почесть за лучшее при­ влечь к себе тех, кого отверг Рим. С другой стороны, нельзя недооце­ нивать, как велико было искушение покрасоваться мощью России перед папством. Екатерина относилась к Риму во многом так же, как Мария Терезия, но, будучи православной государыней, она могла позволить себе и поиронизировать над Святейшим престолом.

В ноябре 1773 г. русская императрица решила не вводить в дей­ствие на своих территориях папскую буллу о роспуске ордена иезу­ итов. Как сказал Захар Чернышев тем иезуитам, которые уже при­готовились подчиниться Риму, «поверьте, святейшие владыки еще когда-нибудь будут нам благодарны за то, что мы вас уберегли» 59 .

  • 55 Морошкин М. Указ. соч. С. 53-54 и примеч. 3 к с. 54.
  • 56 ПСЗ.Т. XVIII . № 13808.
  • 57 Толстой Д. А. Указ. соч. С. 45.
  • 58 Н. И. 11анин - О. М. Штакельбергу. 23октября 1779 г. // СбРИО. Т. I . С. 478.
  • 59 PierlingP. Op. cit. P. 52.

Итак, пока папа Пий VI уговаривал Екатерину умерить реоргани- заторский пыл в отношении католической иерархии и, под давле­ нием Бурбонов, добивался запрета деятельности иезуитов в ее вла­ дениях, императрица создавала для них привилегированное поло­ жение в Российской империи. Единственные из всех религиозных орденов, они были исключены из юрисдикции епископа Сестрен- цевича. Иезуиты избирали собственного отца-провинциала и сами распоряжались своим имуществом. Еще более дерзкий шаг был сде­ лан в 1777 г., когда Екатерина разрешила открыть в Полоцке иезу­ итский новициат, служивший ордену источником пополнения 60 . В 1780 г. по случаю встречи с императором Иосифом II императри­ ца посетила иезуитскую коллегию в Полоцке и была поражена их деятельностью. До конца своего царствования она покровительство­вала иезуитам. Вое старания Рима оспаривать се решения или прий­ ти с ней к сделке решительно пресекались. По словам императри­ цы, она защищала орден иезуитов, как «общество, толико выгодное для того края, и, конечно, полезнейшее других институтов монашес­ ких Римских, кроме праздности и отлучения себя от всякого граж­ данского взаимного пособия, ничего иного не заключающих» 61 . Покровительство ее зашло так далеко, что она велела изъять из об­ ращения чрезвычайно критическую «Историю ордена иезуитов», напечатанную Н. И. Новиковым в начале 80-х гг. 62

К середине 70-х гг. различными маневрами удалось вынудить папу признать Сестренцевича епископом Могилевским, но Екате­ рина хотела добиться для него более высокого сана. Она всегда мог­ ла надавить на Рим, припугнув католиков восточного обряда. Как большинство ее современников из православных должностных лиц и последующих православных историков, императрица считала униатскую веру уродливым гибридом из догматов одного вероиспо­ ведания и обрядов другого, искусственным сооружением, приду­ манным специально для того, чтобы отвращать население Белорус­ сии от его приверженности Москве, ведь волку в овечьей шкуре лег­ ко сбить доверчивую паству с пути истинного. Униатский епископ Смогожевский после первого раздела остался в Польше, и Екате­рина, естественно, не признала авторитет епископа, находящегося вне границ ее государства.

  • 60 См. рассмотрение этого вопроса у Пирлинга { ibid . Р. 95 ff) и у Д. А. Тол- стого(7алстойД/).Указ.соч.С. 19), а также: ПСЗ. Т. XIX . № 14582, 16/27 фев­ раля 1777 г.
  • 61 Екатерина II - О. М. Штакельбергу в Варшаву, 14февраля 1780 г.//СбРИО. Т. I . C . 488.
  • 62 Толстой Д. А. Укач. соч. С. 83 и далее; письмо Екатерины II неизвестному лицу, написанное ло 23 сентября 1784 г // С6РИО. Т. XXV 11. С. 338.

Подходя к униатам точно так же, как к римским католикам, она учредила новое униатское Полоцкое епис­ копство, обладавшее юрисдикцией над всеми униатами Российской империи и над монахами униатского базилианского ордена. Управ­ ление униатским имуществом осуществлялось отныне согласно Уставу 1769 г. Но императрица оставила униатскую епископскую кафедру вакантной, а пока руководство осуществляла консисто­ рия 63 . Когда же папа стал требовать назначения епископа для униа­ тов, Екатерина в ответ попросила рукоположить Сестренцевича в сан архиепископа. Но папа медлил, и тогда она сама возвела Моги­ леве кую католическую епархию в ранг архиепископства, а Сестрен- цевич-Богуш был 20 февраля 1782 г. поставлен во главе ее. Теперь пришла очередь Екатерины просить у папы мантии для нового ар­хиепископа, который вызывал в Риме глубокое недоверие как по­ тенциальный « nuovo papa dell " impero russo » - «новый папа Россий­ ской империи». Именно этим Екатерина теперь и пугала Рим. В со­ ставленном в резких выражениях рескрипте своему посланнику в Польше, графу Штакельбергу, через которого там велись перегово­ ры с папским нунцием, она заявила, что, если ее пожеланиям не пойдут навстречу, Папа Римский лишится в России всякого влия­ ния, римско-католическая церковь будет запрещена как несовмес­ тимая с законами Российского государства, а Белоруссия будет по­теряна для Рима навсегда, потому что ее народ ждет лишь сигнала, чтобы объявить себя православным 64 .

Угроза подействовала, и в январе 1783 г. Рим сдался. В Россию был направлен папский легат, и 15/26 декабря 1783 г. было подпи­ сано окончательное соглашение по поводу архиепископства Моги- левского. Новый архиепископ был рукоположен в сан 10 января 1784 г. Но и тут Екатерина сумела добиться изменения в формули­ровке клятвы, приносимой архиепископом. Формула: «Я стану всеми силами преследовать и разить еретиков, раскольников и бунтов­ щиков против Господа нашего и против его нареченных наместни­ ков [т.е. пап. - Авт.]», как заявила императрица, противоречила суверенным правам Российской империи и наносила ущерб «не­ отъемлемому уважению, которое религия, лишь терпимая, обязана в данном случае оказывать главенствующему вероисповеданию в той стране, где она нашла прибежище» 65 . Тогда текст архиепископ­ ской присяги соответствующим образом подправили.

  • 63 Pierling P . Op . cit . P . 116 flf ; ПСЗ.Т. XXI . № 15326, 17/28 января 1782 г. Ар­ хиепископ получил неограниченную власть над белым и черным католическим духовенством в Российской империи. Сам он находился в прямом подчинении Сенату, а потом и императрице. Этот указ в 1792 г. сторонники конституцион­ ного устройства церковной иерархии во Франции приводили как пример уступ­ ки. сделанной папством, одобрившим «гражданскую организацию* духовенства (PierlingP . Op . cit . Р.144).
  • 64 Ibid . Р.!23;СбРИО. Т. I . С. 525, 4 ноября 1782 г.

В уступчивости Рима не последнюю роль сыграло назначение Екатериной в 1784 г. униатского епископа Ираклия Лисовского гла­вой всего белого и черного униатского духовенства России. Доволь­ ная Екатерина не замедлила потребовать кардинальской шапки для Сестренцевича, но тут папа ей отказал на том основании, что в стра­ ны, где правят некатолические монархи, кардиналы не назнача­ ются 66 .

Второй и третий разделы Польши не вызвали качественных пе­ ремен в политике Екатерины, но невероятно расширили сферу ее применения. Россия поглотила шесть римско-католических и четы­ ре униатские епархии. Императрица, опять по собственной иници­ ативе, учредила три новые католические епархии на руинах пре­жних, а именно - Инфлянцкую (с кафедрой в Вильно), Пинскую и Летичевскую. Новые епископы состояли на казенном жалованье в 3-4 тыс. руб. в год и были поставлены в равное положение с ар­ хиепископом Могилевским 67 . Положение униатов стало крайне уяз­ вимым. Если когда-то они преследовали православных, то теперь пришла их очередь терпеть притеснения. Вскоре во всей Подолии не осталось ни одной униатской приходской церкви. Многие уни­ атские приходы стали излишними и упразднялись по мере того, как их паства «стадами возвращалась» в православие. Лишь постоянное присутствие иезуитов, как утверждает историк Д. А. Толстой, помешало всей Белоруссии перейти в православие 68 . Четыре униатских епископства на бывших польских землях теперь были просто упраз­ днены, а вся униатская общи на подчинена епископу Полоцкому Ираклию Лисовскому. О папском утверждении этих самоуправных шагов Екатерины зашла речь уже при Павле I , когда переговоры вел папский легат архиепископ Литта 64 .

  • 65 Толстой Д. А. Указ. соч. Приложение. С. 6, 36 и примеч. 2. Екатерина так­ же приказала опустить одну фразу в тексте клятвы, гласившую, что архиепис­ коп обязуется не отчуждать церковное имущество без разрешения Папы Рим­ ского. Одобрение поправок, намеченных императрицей, было даровано папой в двух бреве от 17 января 1784 г.: « Pastoralis Sollicitudo » (его датировали задним числом, 26 апреля 1783 г.) и « Onerosa pastoralis officii » (датировано 19 декабря 1783 г.). См.: Sipovic С. The Diocese of Minsk, its Origin, Extent and Hierarchy// Journal of Belorussian Studies. 1970. Vol . II . № 2. P . 177 ft *.
  • 66 Толстой Д. А. Указ. соч. С. 38.
  • 67 Там же. С. 44; ПСЗ. Т. XXIII . № 17370, 17380, 6 сентября 1795 г.

В итоге императрица, то ли под влиянием светского духа Просве­ щения, то ли, что кажется вероятнее, движимая русской традицией подчинения церкви государству, наладила существование католичес­ ких общин у себя в империи так, как ей было угодно. Она оставила за государством право определять, какие вопросы относятся к сфере вероучения и ритуала, чтобы в них не входить, а какие касаются орга­ низации и финансов общины, на которые распространила государ­ ственный контроль. Она также утвердила право государства опреде­ лять размеры приходов, решать, кто ими будет руководить, а также назначать епископа. Императрица передала неправославные общи­ ны под юрисдикцию русских светских судов и сделала государство посредником между папой и католической иерархией в пределах гра­ ниц России, даже в таких традиционно католических областях, как аннексированные польские земли 70 .

С протестантскими общинами подобных проблем не возни­ кало. И не потому, что православная церковь одобряла Реформа­ цию, нет: когда протестанта крестили в православие, он должен был совершенно недвусмысленно предатьЛютера проклятью. Конфлик­ ты между православными и протестантами несколько раз приводили к насилию и разрушению протестантских церквей, но потом их отстроили заново в пригородах Москвы, за кольцом городских стен, куда перенесли иноземную слободу в 1652 г. С отменой Нантского эдикта в 1685 г. последовал эдикт о терпимости в отношении про­ тестантов, а в 1689 г. гугенотов пригласили селиться в России. Петр Великий утвердил статус протестантов в России манифестом, обра­ щенным к иностранцам, 1702 г., в котором обещал уважать свобо­ ду совести. При Петре 1 число протестантов в пределах России рос­ло очень быстро, и не только благодаря иммиграции, но и в резуль­ тате завоевания Остзейских провинций, а также появления много­ численных шведских военнопленных, решивших осесть в России. Многие высшие государственные сановники из петровского окру­жения тоже были протестантами. К неудовольствию православной церковной иерархии Петр даже пожаловал Лифляндии, Эстляндии и Восточной Финляндии право сохранить лютеранство как государ­ ственную религию.

  • 68 Д. А. Толстой утверждает, что русским властям было велено силы не при­ менять. Но трудно поверить в то, что на аннексированных польских землях по­ чти 3,5 млн человек обратили из униатской веры в православную, не применив никакого давления.
  • 69 Sipovic С. Op. cit. Р. 181-182.
  • 70 Екатерина твердо намеревалась поступать в Польше так же, как в Белорус­ сии. т. е. уничтожить все монастыри, посвященные созерцательной жизни, как «праздные и бесполезные», а сохранить лишь те. что занимались полезными для общества делами. Лишь смерть помешала ей осуществить эти меры. Отноше­ ние русских чиновников к церковному имушеству отражено в словах князя Н. В. Репнина, псковского губернатора, полагавшего, что имущество монасты­ рей есть государственное имущество, пожалованное им для богослужебных целей. То. что немалая доля церковного имущества была пожертвована част­ ными лицами, ему. очевидно, в голову не приходило {Толстой Д. А. Указ. соч. С. 45-46. 48. примеч. 2).

Религиозные общины Прибалтийских областей были организо­ ваны в консистории и подчинены Юстиц-коллегии по делам Лиф­ ляндии, Эстляндии и Финляндии. Никакой другой единой общей организации лютеранских и реформатских общин не существовало, они оставались независимыми друг от друга и набирали себе священ­ ников в Германии. Во второй половине XVIII в. протестантские об­щины стали гораздо многочисленнее в результате политики разви­ тия колоний и роста числа немецких поселений в России. К 1790 г. в Санкт-Петербурге проживало в обшей сложности около 20 тыс. про­тестантов различного толка, а «Петершуле» - школа при лютеранс­кой церкви Св. Петра - славилась ученостью наставников 71 .

Оставалась еще одна религиозная община, главой которой вы­ ступал иноземный государь, а именно - англиканская. Но никто из русских правителей XVIII в. не пытался установить государствен­ ный контроль над этой общиной, являвшейся, в сущности, самым настоящим английским клубом. Впервые самостоятельная англи­канская конгрегация образовалась в 1706 г. в Москве, но в 1723 г. переместилась в Санкт-Петербург, когда английскую факторию перевели из Архангельска в новую столицу. С этих пор именно ан­ глийская фактория или Русская компания назначали и содержали на свои средства капелланов британского землячества и вместе вы­ делили средства на строительство небольшой церкви и дома для священника в Санкт-Петербурге, открывшихся в 1754 г. Один из ее настоятелей, преподобный Дэниэл Дюмареск, назначенный надол- жностьв 1747 г. и проживший в России с перерывами до 1762 г., был хорошо знаком Екатерине И. Она советовалась с ним по поводу вос­ питания великого князя Павла, а в 1764 г. послала за ним, чтобы при­ гласить в комиссию для разработки образовательной реформы 72 .

  • См.: Amburger Е. Geschichte der Protestantismus in Russland. Stuttgart . 1961.

Большинство англиканских священников были людьми заслу­женными, а двое из них особенно отличились благодаря успехам в деле ознакомления британской публики с Россией и русской пра­ вославной церковью. Джон Глен Кинг в 1772 г. издал книгу «Обря­ ды и церемонии греческой церкви в России», а Уильям Тук, про­ служивший священником в Санкт-Петербурге с 1771 по 1792 г., перевел на английский язык многие сочинения о России и сам со­стоял членом Вольного экономического общества.

Политические события не сказывались на положении англикан­ ской общины в России, так как, не будучи ни в коем случае офици­ альным институтом, местная англиканская церковь служила в ка­кой-то мере посольской церковью, с особой скамьей для британс­ кого посла 73 .

Не только иноземным вероисповеданиям пошла на пользу ат­ мосфера сравнительной веротерпимости в 70-е гг. XVIII в. Прини­ мались и меры к тому, чтобы привлечь на сторону властей старове­ ров, как имевших священников, так и «беспоповцев», игравших важную роль в экономическом развитии России. В самом деле, их роль сравнивали с вкладом английских пуритан и кальвинистов на континенте в развитие европейской экономики.

Главные центры старообрядчества начиная с 70-х гг. формиро­ вались в Москве. Одна из самых крайних сект, отрицавшая частную собственность, наследование мирских благ и идущие с Запада из­ лишества - табак, картофель, алкоголь, чай, европейское платье, основала в 1771 г. общину вокруг своего кладбища в подмосковном селе Преображен с кое. Параллельно обосновалась в Рогожске по­повская обшина. Эти поселения с молчаливого согласия императ­ рицы активно поддерживал Григорий Орлов. Старообрядческие кладбища, служившие общественными, религиозными и благотво­ рительными центрами общин, вскоре превратились в источники финансовой и предпринимательской силы. Все больше староверов стекалось обратно в Москву. Их аскетический образ жизни, рели­гиозная и нравственная дисциплина, строгое соблюдение обычаев скоро позволили им накопить капитал. В старообрядческих общи­ нах по всей России у них образовалась сеть надежных деловых аген­ тов. У староверов даже был собственный тайный язык. Все это объясняет все более и более важную роль, которую играли старове­ ры (происходившие из крепостных или государственных крестьян) в таком крупном ткацком центре, как Иваново, в промышленнос­ ти и торговле всего Юга России, на Урале 74 .

  • 73 См. гл. 31.
  • 73 См.: Cross A.G. Chaplains to the British Factiry in St. Petersburg 1723-1813// Ruropean Studies Review. 1972 Vol 2. № 2. P . 273-287 (а также см. ссылки, при­ веденные автором этой статьи, на его собственные работы и другие издания).

Проводимая Екатериной политика в отношении староверов, которую, судя по всему, заложил на Украине Румянцев, а встолице проводил Потемкин, заключалась в компромиссе, согласно кото­ рому староверам разрешалось придерживаться собственного риту­ала, признавая при этом авторитет православной церкви. Это тече­ ние было известно в России как «единоверие». В 1781 г. начались первые дискуссии в Малороссии с участием староверческого попа Никодима и продолжились в Петербурге с участием Потемкина. Требование староверов о том, чтобы все они были переданы под началоединого епископа, подчиненного непосредственно Синоду, независимо от места их проживания, Потемкин отверг как проти­воречащее церковным законам. Но светлейший князь нашел спо­ соб пойти навстречу пожеланиям староверов, когда была учрежде­ на новая Крымская епархия в его собственной Таврической губер­нии, и всех староверов возглавил единый епископ. Тем самым они избегали юрисдикции местных православных иерархов там, где про­ живали. Потемкин питал склонность к старой вере и хотел поско­ рее заселить свои обширные пустующие земли, а потому в 1785 г. построил единоверческий монастырь и несколько староверческих приходских храмов в Крыму, стремясь привлечь их на поселение. Положение староверов улучшилось и в других отношениях: их боль­ ше не заставляли носить отличительную одежду, с 1782 г. их запре­ тили именовать раскольниками, а с 1785 г. стали брать на государ­ ственную службу. Им позволили носить бороды и традиционный русский костюм, потому что запреты Петра I больше не были обя­ зательными.

  • 74 См.: Portal R. Anx origines d"une bourgeoisie industrielle: BlackweH W. The Old ttelieversand the Rise of Private Industrial Enterprise in Early 19""-(>ntury Moscow// Slavic Review. 1965. Vol . 24. N° 3. P . 407-424.

Конечно, далеко не все староверческие общины откликнулись на эти реформы. Наибольшим успехом преобразования пользова­лись у «поповских» общин и среди экономически процветающей части старообрядцев. Беднейшие общины нередко изо всех сил со­ противлялись новшествам, а среди «беспоповцев» эти преобразова­ ния провалились вообще. Во всяком случае, все единоверческое движение потеряло размах со смертью Потемкина 75 .

В статистических данных о населении России XVIII - XIX вв. никогда не указывалась точно численность староверов. Они вполне могли составлять до 20% крестьянства. В XVIII в. среди дворян их было очень мало, но зато солидное число в купечестве. Роль старо­веров в российском обществе и экономике постепенно возрастала.

  • 75 См.: Андреев В. В. Раскоп и его значение в народной русской истории: Ис­ торический очерк. СПб., 1870. С. 294 и далее.